Павел Яковенко: Харами

Сходить я решил к Юре Венгру - нашему дивизионному командиру взвода связи. Юра был человеком, приятным во всех отношениях. В славное советское время Юра закончил институт с военной кафедрой, а потом два года прослужил в артиллерийском полку, который существовал ранее на месте нашей бригады. Потом он, естественно, уволился, жил простой гражданской жизнью, но когда Союз пал, а Егор Гайдар поднялся, жить простой гражданской жизнью ему стало несколько затруднительно. Помыкавшись без работы, денег и определенных перспектив, Юра почему-то решил, что армия - это то место, где его ждут с распростертыми объятиями.

Между прочим, он не ошибся. В Ростове ему даже благодушно предложили выбор места службы.

"Хочу туда, где личного состава поменьше, а техники - побольше", рявкнул, вытянувшись во фрунт, Венгр - (а это, между прочим, фамилия такая) - и получил желаемое. Он оказался как раз в том месте, где прошла его славная военная молодость.

Часами Юра размышлял, почему начальство решили, что именно здесь техники много, а личного состава мало, и не находил ответа. В конце концов, он пришел к тому выводу, что имелось в виду следующее: мало личного состава, который может с этой техникой работать. А так людей, вообще-то говоря, много. Когда он поделился своими размышлениями со мной, я с ним полностью согласился. Я даже добавил, что если принять этот тезис за основу рассуждений, то неминуемо придешь к тому выводу, что наша бригада попросту безлюдна. В пору просто кричать "Ау" или "Караул" - это уж кому как больше нравится.

А так как мы к этому моменту уже выпили на пару по бутылке славного кизлярского коньяка, то вышли на улицу и стали претворять теоретические выкладки в жизнь: он кричал "Ау !", а я - "Караул !". Это вызывало диссонанс, и мы договорились кричать что-то одно. Теперь уже он кричал "Караул", а я вопил "Ау". Мы снова замолчали, и задумчиво посмотрели друг на друга. В этот момент жена замполита второго батальона Люба Баринова вылила с высоты четвертого этажа нам на головы ведро воды.

Освеженные, мы отправились допивать коньяк.

Если учесть, что воды в этом пятиэтажном доме не было уже лет пять, и приносили ее из находящегося напротив дома военного городка ведрами в собственных ручках, можете себе представить, насколько сильно нам удалось донести до окружающих свой социальный протест. В час ночи.

Ну, так вот, я пошел к Юре. Раз Вася Рац оставил меня ради этого капитана Шевцова, карьерист несчастный, то пусть так оно и будет. А я пойду к Юре.

Первый, кто мне попался на глаза у машины связи, которой владел Венгр это рядовой Карапузенко. Я помнил этого солдата еще по штабу батальона, когда он круглосуточно мыл полы, бегал за сигаретами, пивом, вином и водкой, а потом еще и пытался охранять комнату дежурного по батальону. В то время он был тощ, немощен и жалок. Поистине христианским смирением лучились его темные семитские глаза, олицетворяя неземную кротость и стоицизм под ударами судьбы. Когда я стоял в наряде помощником дежурного по батальону, то мы часами обсуждали сколько дней осталось до его неизбежного дембеля. И он восклицал жалобно: "О Боже, сколько мне еще служить!". А я его утешал, цитирую вечные истины: "Молодость - это такой недостаток, который очень быстро проходит. И ты, Дима - (кстати) - еще со слезливым умилением будешь вспоминать это время. Вот припрет тебя приступ геморроя или радикулита, и завопишь ты нечеловеческим голосом - вот бы молодость вернуть! Тогда я еще ходить мог!". "Да-а," - стонал он, - "другие-то тоже здоровы, но в армии не служат, а в кабаках с женщинами прохлаждаются!". Тут уже я не выдерживал: "Тебе что - армия наша не нравится?! Ты чего тут развел панические настроения, а?!". И грустный, ни в чем не убежденный Карапузенко уходил в очередной раз надраивать коридор.

Но с появлением Венгра жизнь бойца заметно изменилась к лучшему. Венгр забрал его в свой взвод, стал поручать специальную работу, у Димы появилось свое пристанище - склад связи в штабном помещении - и он начал упитываться, облагоображиваться, матереть и слегка борзеть.

Кончилось это тем, что два местных прапорщика его конкретно отлупили что-то он обещался отремонтировать, взял вещь, а сам в течение месяца к ней даже и не притронулся. А когда прапорщики пришли с претензией, что-то им неаккуратно ляпнул.

Венгр объяснил бойцу, что из-за него он не будет разборки чинить с местными ребятами, и вести себя надо поаккуратнее. Карапузенко пришел в чувство и все устаканилось.