Евгения Либабова - Король и Шут. И живые споют про мертвецов

Ему казалось, что все это лишь разговоры. Избавиться от вредной привычки можно будет в любой момент, — как только захочется. А потому с радостью ездил на большие тусовки, где можно попробовать и «изучить» новый вид наркотиков. Чувствовал себя своего рода ученым. И интересовал его не столько кайф — сколько сам процесс. С внутренним миром, которым хотелось поделиться, и огнем изнутри у него и так все было в порядке. И именно в наркотиках Андрей увидел крах самого себя. Свою слабость и слабую волю. Беспомощность и иллюзорность. И, как человек сильный, показал им фак. Да что фак. Завязал с ними, поняв, что кайф надо искать в реальной жизни.

Князь:В реальной жизни все гармонично. Если ты сам себе не вредишь — то все, что с тобой происходит, ты принимаешь как должное. А если сам себе вредишь — все происходит неправильно. Твоя самая большая проблема в том, что ты сам себя уничтожаешь.

У Горшка все было иначе. Он ушел из дому. Он выбрал жизнь панка, — а наркотики пришли как-то сами собой, вместе с выбранным стилем жизни. Все, что произошло дальше, — это был его личный опыт. Без него он не стал бы таким, какой он есть сегодня.

Леша Горшенев:Как я мог понимать, что у Миши наркотики стали проблемой, когда у меня в голове дул сильнейший ветер. Такой, что форточки сшибало! Мне было абсолютно все равно! Та жизнь, которой мы жили, была так приятна и так жестока. Мы все были всадниками без головы.

Ты не понимаешь, что наркотики это проблема, до тех пор, пока организм не начинает отказывать. К тому времени, когда Михе пришлось отвечать за свои поступки перед своим телом, мы долгие годы жили уже отдельно. И им занимались родители. А я был далеко от всего этого, да и чем бы я мог помочь? Он бы просто не стал меня слушать.

Горшок уходил в героин все глубже. У него началась иллюзия, что всем нужен только он, и что все работают только на него. А работать с ним становилось все сложнее. Поскольку сегодня он мог говорить: «Россия, вперед», а назавтра кричать про батьку Махно. Он мог в прямом и переносном смысле плевать на фанатов. И не реагировать на мнение товарищей-партнеров по коллективу. В группе копилась усталость.

Князь:Я ему говорил:

— Ты любишь «Король и Шут», он для тебя очень важен — но ты его разрушишь. Не я — даже если я уйду — а ты разрушишь. Потому что если я уйду — то только потому, что не могу с тобой больше общаться. Ты перестаешь быть человеком. Твое плохое настроение может сказаться на том, что ты скажешь в следующем интервью, и как мы сыграем концерт.

После удачного дебюта, ох как нелегко бывает записать второй альбом. Далеко не все прошли это испытание. Тем не менее, синдром второго альбома, кажется, вообще прошел мимо «Короля и Шута». Тому есть и объяснимые причины — вторым номерным альбомом группы стал «Будь как дома, путник», который, фактически, являлся переизданием самопальной пластинки «Король и Шут». То есть получилось, что второй номерной альбом фактически стал третьим, а по наполняемости — первым. Звучание ужесточили, переписав заново. Но на этот раз — на студии ДДТ в ДК Железнодорожников.

Горшок:Это мой самый любимый альбом. Самый идейный и самый концептуальный. Там мое любимое язычество и сказки. Мы же все время хотели в этом вращаться. Не меняться, а держаться своих корней. Это очень важно. Как говорили парни из группы «Ramones»: «Главное, это оставаться верным себе до конца!».

Тогда же у «Короля и Шута» появился звукорежиссер Паша Сажинов, до сих пор работающий в группе.

Яша:Я просто дал объявление в газете, что молодая группа разыскивает звукорежиссера на постоянной основе. Позвонил Паша. Договорились встретиться. Я спросил его: «Как я тебя узнаю?». Он засмеялся: «Я очень худой, и у меня большие уши».

А Горшок был верен себе. К середине десятилетия героин засосал его с головой.

Сперва остальные члены группы тактично не обращали внимания на то, что происходит. Потом пытались как-то бороться. Но постепенно все стали отделяться от героя на героине. Все видели его ломки.

Горшок:Восемь раз от передоза была клиническая смерть. Засыпаешь смертельным сном, а потом, когда тебя откачают, злишься, что разбудили. Драться начинаешь. А после — страха никакого, он исчезает. Но когда ты более-менее трезвый, прекращаешь торчать, страшно становится. Мертвому страшно жить. А живому страшно умереть.