Зиновий Каневский - Цена прогноза

Уже в сентябре тайная метеорологическая станция на восточном побережье Гренландии передала в бюро погоды вермахта первыа сводки. На материке ликовали: трижды в сутки, причем всякий раз на новой волне (чтобы сбить с толку пеленгаторщиков противника), из Гренландии поступали ценнейшие сведения о погоде.

Ни один из восемнадцати, за исключением командира, не имел опыта полярных зимовок. Ни один, включая командира, не бывал прежде в Гренландии. Им было известно о том, что южнее их базы стоит датский поселок Эскимонесс, но о существовании патруля, призванного охотиться за ними, они не подозревали. Немцы вообще не опасались датчан и эскимосов. По крайней мере - до весны: слишком неуютным, непривлекательным для местных охотников был остров Сабине и ближайший коренной берег Гренландии. Они боялись только американских бомб, но и эти страхи можно было отложить до весны, до наступления светлого времени. А там - недолго и до отъезда на родину, летом их обязательно сменят.

Нельзя сказать, что немецкая база и ее обитатели выглядели по-полярному. У них не было ни одной собаки - лишние следы, собачий лай, вместо унтов воины вермахта носили положенные по уставу сапоги (метеодиверсионная деятельность только-только разворачивалась, начальство еще не до конца осознало специфику этого дела). Впрочем, унты им были бы пока ни к чему: командир запретил отходить от жилья в темное время хотя бы на десяток шагов. Сравнительно "далекие" экскурсии совершали лишь наблюдатели - метеоплощадка, как и предписывает инструкция, была оборудована в ста пятидесяти метрах от строений.

Итак, под 75-й параллелью обосновалась немецкая полярная станция. Восемнадцать человек, на долгие месяцы оторванные от мира. Они хорошо питались. Добродушный коротышка-кок Отто Мёллер наловчился даже делать мороженое из смеси сгущенного молока и свежего снега (к того, и другого было предостаточно). Персонал зимовки спокойно встретил темную полярную ночь, без приключений дожил до рождества. Но с первых дней нового, 1943 года на немецкой метеорологической станции возникло определенное ощущение тревоги.

И немудрено: завершалось, катастрофически для рейха, сражение на Волге. Кое-кто из немцев знал английский, и потому содержание радиопередач союзников перестало быть тайной для всех. Ситуация на советском фронте была удручающей, и отчетливее других это понимал Риттер, самый старший и опытный из них. Понимал и не мог не делиться своими тревогами с теми, кто был ему особенно близок и симпатичен. С врачом Рудольфом Сенссе, например. На зимовке ведь меньше всего думаешь о гестаповских осведомителях. Однако как ошибается тот, кто полагает, будто в высоких широтах гестапо утрачивает бдительность! Нет, оно не дремлет и в условиях бесконечно долгой северной ночи! И самым "бодрствующим" на острове Сабине был молодой метеоролог с невыразительной внешностью и тихим приятным голосом.

Еще при первом их знакомстве в Тромсё, перед отплытием, Риттера поразило странное, как ему тогда показалось, решение командования назначить третьим метеорологом этого тихого молодого человека, путавшего барометр с термометром. На недоуменный вопрос Риттера синоптическое начальство ответило уклончиво, посоветовав ему не обращать на подобные странности внимания: "Он из другого ведомства. На зимовке всему обучится, вы ему поможете. Не вздумайте только муштровать его - у него свои заботы..."

"Тихий" по возрасту годился Риттеру в сыновья, но временами в нем проглядывала какая-то особая, сытая самоуверенность. С первых же дней пребывания в Гренландии он поставил себя так, что Риттеру волей-неволей пришлось считаться с ним как со своеобразным заместителем. "Тихий" стал вмешиваться во все дела, он ухитрялся поучать старшего метеоролога, или, как он значился в списках экспедиции, "научного руководителя группы" Готтфрида Вайса, давал медицинские советы доктору Секссе и нередко вынуждал достаточно упрямого и самолюбивого Риттера поступать против собственного желания и здравого смысла.

Какое-то время удавалось избегать прямых конфликтов, но однажды все-таки произошло столкновение. Риттер лежал на койке с книгой в руках. Чтение захватило его. Чувствовалось, что автор знает Арктику. Особенно приятно было, что в нескольких главах речь шла о столь милом сердцу лейтенанта Шпицбергене. В дверь постучали. Риттер не успел откликнуться, как в комнате появился "Тихий". Через мгновение книга оказалась в его руках. Медленно, нараспев он произнес длинную, явно "неарийскую" фамилию автора и резко, без улыбки, спросил: