Владимир Даватц - “На Москву”

Между мною и почти всеми товарищами по теплушке вырастает стена, более прочная, чем основанная на разнице лет и разнице воспитания и образования. Мы идем разными путями. Мое сердце сжалось в комок и закрылось от них. Я одинок, как никогда. Раскаиваюсь ли я, что пошел сюда? Раскаиваюсь ли я в том, что мое “юродство” довело меня на край гибели? Я думаю, что нет. История меня оправдает. И не важно, что она не сохранит моего имени. Подобно Платону, я верю в вечность идей; я верю в правоту нашего дела — а следовательно, в его торжество.

Вчера на Серебряковской встретил моего приятеля, присяжного поверенного Д. Он очень интересный человек, крупный деятель Харьковского общества грамотности, большой любитель книги и знаток библиотечного дела. Он прекрасно владеет иностранными языками и немец до мозга костей. Злые люди распространяют про него Бог знает какие вещи; но я всегда ценил его за ум, который давал ему право на несколько презрительное отношение к людям; может быть, за это его и не любили. Когда немцы уходили с Украины, он уехал за границу, попал в Берлин, скрылся с нашего горизонта; он говорил даже, что навсегда. И я с некоторым изумлением увидел его в Новороссийске.

— Я приехал сюда со специальной целью, — сказал он мне по-французски. И, взяв меня под руку, стал мне рассказывать.

Он приехал в Берлин в то время, когда немцы сжали зубы от боли и думали только об одном — о спасении страны. Был введен налог на капитал с прогрессивными ставками; на капитал в 3 миллиона марок размер налога определялся в 75%. И никто не протестовал. Все знали, что это так и нужно. Официально немецкая армия не велика; но весь народ вооружен и в любой момент готов к выступлению. Страна возрождается; промышленность крепнет. Берлин приобрел приблизительно тот же вид, что и до войны. Немецкий голос скоро раздастся в Европе. Англия начинает понимать, что без Германии торговля ее тормозится: она начинает отходить от Франции и союзников. Франция на ножах с Италией. А в это время Германия заключает союз с Японией. Мировая конъюнктура меняется — и нам надо использовать положение.

— А какой же ценой?

— Последний раздел Польши. Сегодня я имею разговор с одним генералом. Я на это уполномочен.

Мы простились. В тот же день я был приглашен на заседание “общества взаимопомощи офицеров”. Какой-то генерал делал доклад об эвакуации. Картина получилась отчаянная. Но генералу Деникину удалось победить упорство англичан (без их согласия мы не можем воспользоваться ни одним из наших собственных судов). Сорок наших судов будут снабжены углем и выйдут из Константинополя. Если Новороссийск продержится недели две, то все мы сможем быть эвакуированы. А потом пошли непонятные для меня дебаты. Толковали о каком-то кружке полковника Арендта, что-то делили, с кем-то спорили, кому-то не доверяли — и началась опять интеллигентская пря, от которой я так устал. Захотелось на фронт.

Сегодня утром мне удалось быть у князя Павла Дмитриевича Д. Князь имел совершенно беженский вид, особенно в грязной, нетопленой и очень сырой комнате, где он живет. Он сидел на порванном диване, с ручками из красного дерева. В углу стоял облезлый жестяной умывальник. На ногах князя были надеты какие-то калоши, а на голове шелковый черный колпачок. Но лицо его по-прежнему дышало породистостью знатного барина.

— Я не надолго задержу вас, князь, — сказал я. — Я смотрю трезво на вещи; и кажется, что мне уже не придется увидеть моих политических друзей. Я прошу вас, князь, как возглавляющего наш Центральный Комитет, передать мой привет моим товарищам…

— Конечно, — сказал князь, как обычно слегка запинаясь и проглатывая слова. — Я должен в свою очередь передать вам приветствие от Центрального Комитета и засвидетельствовать глубокое уважение от лица всех нас. Вы знаете, Маклецов написал о вас статью…

— Потом, князь, вторая моя просьба. Я веду мемуары. Первую главу я закончил и просил доктора Ф. перепечатать на машинке в двух экземплярах. Если он успеет это сделать до вашего отъезда, захватите один экземпляр с собой за границу. Мне не хотелось бы, чтобы записки погибли вместе со мною…

Князь обещал. Он уедет в последний момент в Сербию, где организует “Юго-Славянский Банк”. На средства этого банка будут устроены книгоиздательство (главным образом русских учебников), газета, учебные заведения. В случае чего я могу разыскать следы моих друзей в Белграде. Теперь я мог задать последний вопрос: каковы же наши перспективы? Князь ничего не мог ответить. Одно он сказал: