...Пять "юнкерсов", нагло летевших без сопровождения истребителей, появились в небе совершенно неожиданно, приближаясь с невероятной быстротой. Команду "Воздух!" подали, насколько я понимаю, своевременно, но выполняли медленно. Во всяком случае, сама я не бросилась сразу же прочь от дороги, не попыталась найти хотя бы подобие укрытия, а какое-то время стояла будто загипнотизированная, оцепенело наблюдая, как стремительно увеличиваются в размерах вражеские самолеты. Это противник? И ничего нельзя предпринять? И нужно бежать, бросаться в пыль, пачкать обмундирование?
Очнулась я, когда, заложив крутой вираж, головной бомбардировщик с воем понесся на колонну и от его брюха отделились бомбы. На мгновенье они словно бы зависли в воздухе и вдруг, как бы выискав цель, с нарастающим злобным визгом устремились прямо на меня.
Результаты вражеской бомбежки оказались весьма убогими: "юнкерсы" крутились над колонной минут сорок, а убило только двух лошадей, ранило всего трех человек и разбило лишь одну повозку. Но именно тут, в открытой степи, впервые довелось испытать чувство полной беспомощности перед врагом, чувство глубокого унижения. Поэтому поднимались мы с земли бледные от пережитого, с глазами, полными ярости и гнева.
Маршрут движения колонны пролегал вдали от населенных пунктов, а стало быть, и вдали от колодцев. Речушек же и ручейков не попадалось. Шагая под палящими лучами солнца, в удушливом облаке поднимаемой ногами и колесами горячей пыли, люди страдали от жажды, задыхались. Смоченные водой марлевые повязки, которыми закрывали рот и нос, высыхали слишком быстро. А зной усиливался, а дорога тянулась и тянулась...
И снова нас бомбили. Еще четырежды. И ранили пятерых человек. Трое же получили тепловые удары.
Со второй половины дня навстречу медсанбату потащились повозки с ранеными. Фуры и телеги уходящих от врага местных жителей. Мелкие группы понурых солдат, потерявших свою часть. Вид этих солдат и беженцев вселял тревогу.
Под вечер - огромное багровое солнце наполовину сползло за горизонт возле колонны медсанбата заскрипел тормозами грузовик. Из кабины выскочил небритый старшина, спросил, кто старший, доложил комбату, что везет раненых бойцов и командиров, не знает, кому их сдать: поблизости ни одной медчасти. Может, товарищ военврач заберет ребят?
Над серым бортом грузовика приподнимались головы в пилотках, грязных бинтах, рубчатых танкистских шлемах...
Комбат приказал принять раненых. Перетаскивая солдат и командиров в санитарный фургон, мы узнали, что они из нашей дивизии, из передового отряда майора Суховарова, сражались возле хутора Потайниковского.
В ту пору хорошо вооруженные, подвижные передовые отряды соединений высылались по приказу командующего Сталинградским фронтом на танкоопасные направления, чтобы не допустить переправы передовых частей противника через Дон и обеспечить развертывание армий фронта. Нашей дивизии, как уже говорилось, приказали выслать такой отряд в направлении станицы Цимлянской. Возглавил его заместитель командира 128-го стрелкового полка по строевой части майор Суховаров, комиссаром стал инструктор политотдела дивизии старший политрук В. Е. Нагорный.
По словам раненых, в хуторе Хорсеево Суховаров и Нагорный узнали от представителей тамошних воинских подразделений, что передовые части противника уже подошли к Дону и наводят переправы на участке Цимлянская Потайниковский. Выдвинувшись к Дону, наш передовой отряд с ходу атаковал врага, переправлявшегося на левый берег у хутора Потайниковского.
Хорошо помню: принятые в степи раненые оживленно твердили, что "дали фрицу прикурить!". Даже потерявший много крови сержант-танкист пытался улыбаться, подмигивая медсестрам Верочке Городчаниной и Фросе Коломиец, переносившим его в фургон.
Чего греха таить, многие из нас, необстрелянных медиков, пережив на марше пять бомбежек, чувствуй приближение передовой, испытывали естественное нервное напряжение. И вдруг - бодрые голоса, улыбки людей, побывавших там, не только уцелевших, но и разбивших врага! Выходит, не так страшен черт, как его малюют?
Колонна приободрилась, повеселела. Конечно, зной, пыль, жажда, усталость брали свое. Остаток пути мы проделали на пределе сил. Но настроение не падало, страхи отступили.
Глава вторая.
В последних числах июля
Новоаксайская лежала среди желтеющих полей пшеницы, в зеленом озере садов. Отмелями просвечивали разноцветные, крытые где железом, где очеретом крыши домов.
Читать дальше