Array Коллектив авторов - Воспоминания о Корнее Чуковском

Мне случалось видеть Корнея Ивановича усталым, раздраженным, обиженным, раздосадованным и даже разгневанным. Мне пришлось повидать его в тоске, в глубоком горе — ему было больше восьмидесяти лет, когда он потерял сына, талантливого писателя Николая Чуковского, очень близкого ему друга. Мне только никогда не привелось увидеть его размагниченным, бездеятельным, утратившим интерес к работе и желание работать. Во имя работы он умел все заставить померкнуть и отодвинуться на второй план, и именно работа давала ему на это силы. Он всегда был в рабочей форме, даже больной, даже старый и усталый, всегда был готов к работе, всегда, в сущности, работал, и от него неизменно исходили очень активные, рабочие токи. Он столько делал, столько успевал, столько собирался успеть, что находящимся рядом с ним невольно передавалась некая энергия, незримо присутствующая в окружающей его среде. Но помимо незримых токов он всегда был исполнен желания помочь людям, подсказать им, чем стоит заинтересоваться, найти интересное применение их силам.

Прочитав стихотворные сказки моей дочки Тани, он немедленно загорелся, немедленно захлопотал вокруг нее, увлеченный тем, как бы ей помочь найти себя. И, разумеется, сразу решил испробовать ее силы в переводе. И дал ей перевести с английского сказки американца доктора Сьюза, и, когда ей это удалось, предварил своим предисловием публикацию ее переводов в журнале «Детская литература». И ликовал, когда переводы эти быстро получили известность, когда их начал исполнять по радио Игорь Владимирович Ильинский. И гневался, когда она долго не делала ничего нового, категорически отвергая какие-либо оправдывающие ее причины. Где-то уже в самые последние годы я показала ему однажды ее собственную сказку «О муравье по имени Муравей». Он тут же прочел ее вслух, со свойственным ему одному умением словно пробовать на вкус и на звук каждую строку, с удовольствием повторяя понравившиеся и безжалостно подчеркивая неудачные строки. На этот раз он читал с удовольствием, сказка ему понравилась, и, дочитав, он это сразу сказал. Но ощущалась в его похвале какая-то недоговоренность. В сказке есть строки о том, как зовут муравья:

Закончив чтение и похвалив сказку, Корней Иванович повторил вслух эти строки, как-то странно на меня поглядывая. Затем помолчал и, словно поколебавшись, спросил:

— Неужели вы не чувствуете, как в этом перечне недостает имени Корней? Оно просто само напрашивается. Нет, нет, я ни на чем не настаиваю, как Татьяне Макаровой будет угодно, но, по-моему, ей просто изменили хороший вкус и хороший слух…

Разумеется, это пожелание было немедленно передано мной по адресу и с радостью принято автором. Когда книжка вышла в свет, то место, которое я цитировала выше, звучало уже так:

Две сказки доктора Сьюза, выпущенные в переводе Тани Ленинградским издательством детской литературы, посвящены ею памяти Корнея Ивановича. Они вышли в конце 1973 года, а в марте 1974-го Тани не стало, и могила ее на переделкинском кладбище находится совсем неподалеку от могилы Чуковского. Мог ли кто-нибудь из нас предвидеть такое?

А сколь драгоценны были прочитанные им рукописи! Он читал всегда с карандашом в руках, делая аккуратные и вместе с тем вполне отчетливые пометки, и его безошибочный глаз и безотказный слух действовали как сверхчувствительные приборы, от которых не могли спрятаться никакая ошибка, никакой ляпсус, никакая неряшливость. Прочитав в «Новом мире» мои очерки «Чилийское лето», он вручил мне номер со своими замечаниями, все до одного учтенными мною впоследствии, при отдельном издании книжки о путешествии в Чили. Высказав мне все свои замечания и соображения, он в заключение сказал:

— Как жаль, что я не знал о том, что вы отправляетесь в Чили. Я бы дал вам один любопытный адрес. Знакомо ли вам имя Марии Моравской?

Да, я помнила такое имя и милые стихи моего детства, подписанные этим именем. Но при чем тут Чили?

— Так вот, представьте себе — она эмигрировала после революции, и след ее совершенно затерялся. Я, пожалуй, и о существовании ее забыл, хотя помнил, что она была талантлива и книга ее «Апельсиновые корки» мне в свое время очень понравилась. И вдруг несколько лет назад я получил от нее письмо из Чили. Судьба забросила ее туда, она вышла замуж за почтальона и с ним доживает свой век. Как было бы интересно вам ее повстречать. Представляете рафинированная петербургская барышня, поэтесса, подруга поэтов, завсегдатай «Бродячей собаки», и вот какой финал — супруга чилийского почтальона!