Array Коллектив авторов - Воспоминания о Корнее Чуковском

— Я давно уже опустился на землю, по которой еле хожу… Но скоро вознесусь опять и очень высоко, — грустно сказал старый поэт.

— Живите, живите и не думайте об этом. Вы поэт божьей милостью… Вы так много сделали и еще сможете сделать для русской поэзии…

Чуковский щедро завысил заслуги Коринфского перед отечественной литературой, и когда мы попрощались с ним, Корней Иванович «отредактировал» сказанное.

— Я хотел сказать — поэт божьей милостыни… Признаюсь, покривил душой, но уж очень хотелось поддержать старого литератора. А Коринфский действительно был еще в девяностых годах, наряду с Фофановым, очень популярным поэтом, но, конечно, дарование его небольшого калибра. Этот Аполлон был служителем «чистого», «возвышенного» искусства, и теперь ему после заоблачных высот живется трудно… Хотя начинал он как поэт-демократ…

Но самым дорогим и памятным «угощением» Корнея Ивановича была для меня встреча с выдающимся судебным деятелем, бывшим сенатором и прокурором Анатолием Федоровичем Кони. Еще подходя к дому на Надеждинской улице, где жил Кони, Чуковский говорил мне о нем, как о чудо-человеке, пережившем четыре царствования, бывшем тайном советнике, члене Государственного совета, кавалере самых почетных орденов, ничуть не сожалевшем об утрате всех чинов и званий, легко вошедшем в нашу революционную эпоху, человеке большого ума и обаяния. Кони мы увидели в небольшом садике греющимся на солнце. Он был очень стар, болен, трудно дышал. Ему перевалило за восемьдесят. Он сидел, ссутулившийся, в ботах, с накинутым на плечи пледом. Когда говорил или слушал, сильно щурился, закрывая один глаз, и чем-то напоминал Пирогова, каким изобразил его Репин на известном портрете. Помню смутно, что разговор Корнея Ивановича с Кони, после обычных вопросов о здоровье, велся о литературе, о Некрасове, Гончарове, Глебе Успенском, — быть может, в связи с исследованиями, которыми занимался Чуковский.

Прощаясь с Анатолием Федоровичем, Корней Иванович с трогательной нежностью долго держал его руку, как бы поглаживая ее.

— Эта рука пожимала руку Льва Толстого, Ивана Тургенева, Федора Достоевского… И она же подписала оправдательный вердикт Вере Засулич, говорил он, обращаясь ко мне.

— Помогите, пожалуйста, встать, мне пора уже домой…

Кони, кряхтя, поднялся со скамьи и, беря в руки лежащие рядом свои костыли, улыбнувшись, сказал:

— Эх вы, кони мои, кони…

Ноги плохо повиновались ему, и он, ковыляя, поддерживаемый пришедшей за ним пожилой женщиной, пошел по направлению к своему дому. В том же 1926 году я слушал Кони на вечере памяти И. Е. Репина в Русском музее. Он говорил о работе Репина над его портретом и картиной «Искушение Христа», которые все время переделывались. После Кони выступил Чуковский, рассказавший о своем посещении с Репиным Русского музея.

Многие годы я был в переписке с Корнеем Ивановичем. Его письма, вернее — записки довоенных лет пропали в блокадном Ленинграде. Письма послевоенных лет касаются главным образом издательских дел, к которым я был причастен как главный редактор издательства «Художник РСФСР». Привожу некоторые из них:

«Многоуважаемый Иосиф Анатольевич.

Меня не было в Москве; вернувшись, я захворал, потом опасно заболела жена — и вот причина моего запоздания.

Раньше всего спешу поблагодарить Вас за лестное для меня приглашение и за присылку фото с моего портрета.

Мне страстно хочется участвовать в Вашем сборнике [5] Сборник «Памяти И. И. Бродского. Воспоминания. Документы. Письма». Л., издательство «Художник РСФСР», 1959. , я много виноват перед светлой памятью И. И., и мне хочется загладить хоть отчасти свою вину перед ним. Если забыть о временных размолвках и недоразумениях, можно сказать, что мы глубоко сочувствовали друг другу; каждая встреча с И. И. доставляла мне радость. У меня хранятся интересные фотографии (не знаю, видели ли Вы их). На них изображены мы оба, мчащиеся на лыжах (под парусом) по Финскому заливу. С нами внук Репина — Вася. Если Вам эта фотография нужна — я охотно пришлю ее Вам. Что же касается воспоминаний, то сейчас я так тяжко болен, что для меня даже писание этого письма составляет тяжелый (почти непосильный) труд. Если станет легче, напишу непременно.

Я часто посылал Корнею Ивановичу книги, выпущенные издательством «Художник РСФСР», и он всегда читал их и откликался, хотя бы несколькими строками. Он высоко ценил «Воспоминания о передвижниках» Я. Д. Минченкова. Я послал ему сборник «Памяти И. И. Бродского», в котором он, к сожалению, не смог принять участия.