Дмитрий Панин - Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

Димитрий Михайлович Панин родился 11 февраля 1911 года в Москве. Под давлением обстоятельств военного коммунизма (1918–1921 гг.) Д. Панин проникся ненавистью к террору и угнетению народа и уже со школьных лет был непримиримым противником режима, установленного большевиками в России. В 1940 году в результате доноса, сделанного одним из его близких знакомых, он был арестован по обвинению в антисоветской агитации и приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Через три года в лагере Д. Панин был осужден еще на 10 лет за «подготовку вооруженного восстания». С 1952 по 1956 годы он находился в ссылке, был частично реабилитирован и с 1956 года жил в Москве, работая конструктором, а в свободное время — над своими книгами. В 1972 году Д. Панин выехал из СССР за границу.

В первой книге «Записок Сологдина» Д. Панин подробно описывает одну из наиболее тяжелых эпох сталинских лагерей военного времени и более поздние годы, проведенные на Воркуте, на шарашке (описанной в романе А. Солженицына «В круге первом»; Д. Панин — прототип одного из главных персонажей этого романа, Дмитрия Сологдина, — находился в лагерях вместе с Солженицыным с 1947 по 1952 гг.) и в каторжном лагере (описанном в «Одном дне Ивана Денисовича»).

По ходу повествования автор делится с читателями своими мыслями, наблюдениями, выводами. Основная идея книги — бороться с поработителями надо всегда и во всех, казалось бы самых невозможных, условиях.

Дмитрий Михайлович Панин (1911–1987).

Лубянка — Экибастуз.

Лагерные записки.

Издательства: Скифы, Обновление.

Дата выпуска: 1990, 1991 год.

Вступительные статьи В. Максимова, И. Паниной.

Город в сорока километрах от Москвы.

У меня это вызывало ассоциацию с подушкой.

Статья уголовного кодекса, которую применяют к противникам режима.

В каждом советском учреждении существует отдел кадров из чекистов, который набирает по анкетным данным рабочую силу.

Из множества организованных массовых голодовок достаточно напомнить о двух самых крупных, охвативших всю страну. Первая возникла во время гражданской войны вследствие продразверстки, когда продотряды под метелку выгребали из деревень всё зерно. Особенно известен голод в Поволжье в 1921-23 годах.

Вторая волна голода прокатилась по всей стране в 1931-33 годах. Особенно пострадала тогда Украина, где власти выкачали все запасы зерна во время хлебопоставок, а потом обрекли население на жуткую голодную смерть.

Позднее Петерсона отправили на фронт, несмотря на пятьдесят восьмую статью. Случай на моих глазах — единственный.

Человек пятьдесят из них отправили на фронт.

В деталях моего изложения могут быть допущены некоторые неточности, так как рукописи у меня, к сожалению, теперь нет.

Не знаю точно, как историки исчисляют погибших на войне. Думаю, что используют реляции, приказы, официальные сводки. В отдельных случаях, наверное, прибегают к опросу участников или очевидцев, а также к мемуарам и Дневникам… Архивных данных о заключенных в сталинских лагерях найдено не будет. Их тщательно уничтожили в самом центре управления всеми лагерями (ГУЛАГ — НКВД) в Москве во время периодических «чисток» и по специальным указаниям Сталина, прятавшего концы в воду. Уничтожены были и люди, с ними соприкасавшиеся и знавшие слишком много подробностей. Быть может, посчастливится обнаружить случайно уцелевшие списки одного из областных управлений НКВД или отделения ГУЛАГа и по ним экстраполировать общие цифры. Попытаются, вероятно, провести особую перепись в одной из областей страны, чтобы получить сведения об исчезнувших и частично уцелевших семьях.

Мы, современники и жертвы, не собирались дожидаться историков. Мы сами обязаны были иметь представление о размерах постигшего бедствия, и добывали сведения следующими методами:

— опросом чекистов-ежовцев, самих попавших в тюрьмы в 1939-41 годах;

— опросом заключенных на пересылках о среднем их числе на лагпунктах, о количестве лагпунктов и погибших. Совместными усилиями определяли общую убыль по лагерю;

— изучением сообщений заключенных, работавших в управлениях крупных лагерей;

— зрительными оценками многочисленности лагерей во время этапов.

Самым трудным было решить, какие из цифр наиболее верные, и здесь нам приходило на помощь обостренное шестое чувство восприятия чудовищной гибели. В значительной мере этого было достаточно для верной оценки столь занимавшего наши мысли гигантского уничтожения людей.