Моисей Дорман - И было утро, и был вечер

- Мне было бардзо интересуенце. Мы вшистко розумеме. Ойтец добже пшетлумачиць. Хорошо переводит.

Хозяйка направляется к двери, за ней - не спеша - Ева. Она откровенно дружески улыбается мне и волнующе, оставляя надежду, прощается: "До видзенья!" Я, можно сказать, галантно встал и сказал, что мне было очень приятно встретиться и поговорить с ними. И еще добавил: "Ваше "До видзенья!" означает по-русски: "До свидания!" Поэтому надеюсь, - мы еще увидимся". Ева оборачивается и еще раз улыбается мне: "А цо то ест "свидание"?" Объяснить легко, а устроить трудно...

Они уходят.

Я сгребаю в охапку свою одежду и выхожу на нашу половину.

% % %

Здесь тихо. Все уже угомонились. Бодрствует лишь подсменок - заряжающий Кириллов. Он стоит на кухне у стола и, чтобы не уснуть, старательно протирает промасленной тряпкой свой карабин.

В орудийном расчете его главная обязанность проста: готовить снаряды к стрельбе и заряжать пушку. Делать это нужно быстро и аккуратно, потому что мы открыты и "кто кого" решают секунды. Заряжающий должен установить взрыватель и одним точным и сильным движением втолкнуть снаряд в казенник, не задев взрыватель. И тогда затвор автоматически закроется. Услышав от заряжающего: "Готов!", наводчик, если успел навести пушку, давит на спуск. Свое дело Кириллов выполняет мастерски. Еще он умеет ловко бороться с загораниями, когда пулеметной очередью или осколком мины пробивает гильзу и воспламеняется пороховой заряд. Нередко случается у нас и такое.

Кириллов ставит карабин на предохранитель, ударом ладони загоняет обойму в магазин, обтирает ложе. По лицу вижу, что трудно ему бороться со сном, сидя в теплой кухне. Он неторопливо закуривает и протягивает мне свой кисет:

- У меня хорошая махорочка, духовитая. Угощайтесь.

Я закуриваю. "Духовитая" махорка здорово дерет горло. Кириллов замечает:

- Все уже давно повалились и пузыри на середину выгнали.

По-артиллерийски это означает: "Все лежат горизонтально животами кверху, как уровни механизма наведения пушки при точной наводке, когда их пузырьки наводчик выводит на середину".

- Хорошо бы, - продолжает он, - с недельку здесь позагорать. Как у тещи на блинах. Эх, отоспались бы на месяц вперед. Сколь нам здесь кантоваться?

- Сегодня остаемся - это точно. А что дальше, известно только генералам. Скоро большое наступление начнется. Нельзя немцам давать передышку.

- Да, генералы знают. Они высоко сидят - далеко глядят.

- Конечно, подальше нашего. Ну, не уснешь?

- Нет, комбат. Не сомневайтесь. Не первый год замужем.

- Ладно. Пойду и я посплю, пока время есть.

Открываю дверь во двор, выбрасываю окурок. По привычке отмечаю про себя, что часовой на месте. Вижу поваленный забор. Со двора в дом входит Сидельников. Заметил, видимо, что я смотрю на забор.

- Негоже, комбат, что мы разоряем людям двор.

- Конечно, негоже. Повалили зря, без надобности. Никто в шею не гнал.

- А война, она балует людей. Им чужого добра не жалко. Вот оно и безобразят

солдаты маненько. Не на себя, - на войну все списывают. Как это поляки говорят?

- Поляки говорят: "Вшистко едно война".

- Ну, да мы этот забор подымем. Не сомневайтесь. Надо по совести. С Никитиным на пару и подымем. Токо сперва кернем часок-другой.

Открываю дверь в нашу комнату. Пробираюсь к дивану, переступая через ноги лежащих на полу солдат. Сворачиваю свой полушубок, кладу под голову, туда же - ремень с пистолетом. Снимаю сапоги - пусть ноги отдыхают тоже. Тишина. Устало и размеренно посапывают мои товарищи. Мерно тикают часы. Вижу через окно часть хозяйского садика, ясное небо. От тишины в голове начинается легкий звон. Закрываю глаза. Приятно лежать, ощущая, как расслабляется тело. А мозг возбужден, мысли скачут, возвращая в прошлое.

Хорошо, что в эту зиму нет вшей, и можно спокойно отдыхать в тепле, не испытывая мучительного зуда, как было в прошлую зиму под Корсунь

Шевченковским и Лысянкой. Тогда вши заедали! На холоде еще терпимо. А чуть согрелся - никакого спасения: все тело невыносимо зудит, и кожа расчесана до крови. Грустно и смешно вспоминать: неистово и свирепо, как гладиаторы, сражались мы "вручную" с гнусными насекомыми, проявляя настоящие охотничьи качества: быстроту, ловкость и точность. Наши руки были обагрены собственной кровью, а достичь решительной победы никак не удавалось. Вши завелись везде, даже в шинелях, полушубках, погонах, пуговицах.

Когда становилось совсем невмоготу, мы выползали из укрытий, встряхивали нательные сорочки, гимнастерки, шапки, - и белый снег делался серым. Тогда нам очень повезло - обошлось без тифа. Правда, медики старались: делали прививки, посыпали одежду каким-то порошком, устраивали "прожарки".