Михаил Ардов - Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни

Конфликт между Владыкой Киприаном и Д.А.Остаповым, в конце концов, разрешился, но уже после кончины Святейшего.День смерти патриарха я запомнил очень хорошо. Владыка Киприан совершал в своем храме на Ордынке литургию, это была Лазарева суббота, 17 апреля 1970 года. Протодиакон Константин Егоров читал на амвоне поминальные записки. Вдруг к южным дверям Алтаря поспешно подошла Е.В.Прозорова — тогдашняя староста — и взволнованным голосом попросила, чтобы к ней вышел Владыка. Он выслушал несколько слов, сказанных ею, слегка переменился в лице, тут же потребовал бумагу и ручку, быстро что-то написал и приказал подать записку отцу Константину на амвон. Вслед за этим все мы услышали:— Еще молимся о упокоении души усопшего раба Божия новопреставленного Святейшего Патриарха Алексия и о еже проститеся ему всякому прегрешению, вольному же и невольному...После слов “Патриарха Алексия” все молящиеся в храме “единеми усты” издали общий вздох или даже стон... Это общее “а-ах!” я так явственно помню уже двадцать лет и, наверное, до смерти своей не забуду.

О том, что произошло дальше, я узнал много спустя. У Владыки Киприана ко дню смерти Святейшего было уже заготовлено поздравление с праздником Святой Пасхи, которое он должен был через несколько дней отправить Патриарху. На этом самом поздравлении он приписал такие слова:“Дорогой Даниил Андреевич! Примите мои соболезнования по случаю кончины Святейшего Патриарха. Воскресый из мертвых Господь да утешит Вас в Вашей невосполнимой утрате. То, что было между нами плохого, я забыл, помню только хорошее.Господь да благословит Васархиепископ Киприан”.Затем поздравление было отправлено в ПатриархиюЧерез несколько месяцев, как мне помнится, на второй день Рождества Христова Архиепискпо Киприан прибыл в Елоховский собор, чтобы по традиции поздравить с праздником местоблюстителя патриаршего престола Митрополита Пимена. Надо сказать, в течение нескольких предыдущих лет Д.А.Остапов при встрече весьма сухо приветствовал Владыку Киприана. А тут, в Алтаре патриаршего собора, в присутствии многочисленных иерархов и духовенства, он поспешно подошел к архиепископу, весьма почтительно попросил благословения и внятно, так, чтобы слышали все, произнес:— Владыка, друзья познаются в беде.

Отношения архиепископа Киприана с Патриархом (ранее Митрополитом) Пименом тоже складывались непросто. Сначала у них были взаимные неудовольствия, и не могли не быть, ибо они последовательно занимали одну и ту же должность.Однако же после восшествия на Патриарший Престол Владыка Пимен стал лучше относиться к нашему архиепископу. Оба они были традиционалисты, приверженцы старых московских обычаев. Почти всякий год на день явления иконы Божией Матери “Всех Скорбящих Радость” Патриарх приезжал служить на Ордынку. Тут он всегда хвалил приходские порядки, а один раз даже произнес на амвоне по адресу Владыки Киприана целое похвальное слово.Одна из последних встреч была у нашего Владыки со Святейшим на какой-то конференции. В перерыве пили кофий, там же присутствовал председатель совета по делам религий Харчев. Патриарх сказал ему:— Преосвященный Киприан — моя опора. У меня все архиереи вот так... (Он сделал рукою волнообразное движение.) Он один — вот так! (И тут он изобразил рукою прямую линию.)

Как-то такое на всенощной в Скорбященском храме патриарх сидел в Алтаре, а архиепископ проповедовал. Святейший повернул голову к одному из своих приближенных и заметил:— Он говорит как власть имущий.Но при этом патриарх никогда, ни разу не предложил Владыке Киприану занять какую-нибудь должность, вернуться к активной деятельности.

Пожалуй, главным недостатком нашего Владыки была вспыльчивость, гневливость. Если он замечал какой-нибудь непорядок, мог накричать на виновного, изругать... Но и остывал он так же быстро, как вскипал, после этого он обыкновенно норовил как-нибудь поощрить или утешить того из нас, кому только что досталось. Это качество свое он прекрасно сознавал и даже уподоблял самого себя персонажу К.Станюковича — “Беспокойному адмиралу”. Однако же люди мнительные и обидчивые с Владыкой не могли служить. А его близкие, “свои”, никогда на него не обижались — мы все знали, что во время приступов гнева в нем говорит не гордыня, не злость, не желание нас унизить, а любовь к порядку, “ревность о Божием доме”, желание, чтоы каждый из нас был достоин своего предназначения и сана.Как-то в общем разговоре зашла речь о действительно строгом архиерее, которого подчиненные не на шутку страшились. Владыка полушутя сказал:— А меня никто из вас не боится.На это я ему сказал:— Владыка, мы действительно вас не боимся. Но мы боимся вас огорчить, расстроить, вывести из себя.Этот ответ он оценил.