Юрий Макаров - Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917

Если бы умел он хоть немножко играть на человеческих душах, вот что следовало бы ему сказать этим офицерам:

«Господа, ваши труды увенчались полным успехом. Перед нами открыта широкая дорога. В нашей армии со временем вы будете занимать самые большие и самые ответственные должности. В этот важный и счастливый для вас день, говорю вам: не гонитесь за карьерой и никогда ни при каких условиях не вступайте в сделки со своей совестью. Вас ждут соблазны и искушения, но пусть чувство долга будет для вас всегда мерилом того, что можно и чего нельзя. Уверен, что на служение Родине вы отдадите все ваши силы. Желаю вам успеха на этом трудном, но славном пути!»

И если бы он так сказал, какое оглушительное «ура» крикнули бы ему все эти офицеры.

К сожалению, ничего даже похожего на это сказано не было. Сказано было текстуально следующее:

«Желаю вам с пользою применить ваши знания, — и повернувшись к нам, восточникам, — а вам — ваши языки».

После этой речи государь, как писалось в официальных отчетах, «удалился во внутренние аппартаменты», а нас провели в соседний зал, где был приготовлен холодный завтрак «а ля фуршет», иначе говоря такой, который естся стоя.

Украшение русской литературы, роман Л. Толстого «Война и мир», я в первый раз прочел, когда мне было 14 лет. Сколько раз я его перечитал с тех пор, сказать не берусь. Может быть 10, может быть 15 раз. От времени до времени читаю его и теперь и думаю, что надоесть он мне никогда не сможет. Одна из любимых глав, это описание того, как Павлоградский полк, в конном строю, встречает Александра I. Молодой Ростов, сидя на Бедуине, кричит «ура» подъезжающему императору, кричит с восторгом, с самозабвением, до боли, желая этим криком повредить себе… Николай Ростов в ранней молодости был восторженный юноша. Но по роману видно, что не один только Ростов так кричал «ура». С одушевлением кричали все Павлоградцы, и офицеры и солдаты. Обожание «вождя» свойственно человеческой природе.

В конце декабря 14-го года император Николай II, вблизи Варшавы, под Гарволином делал смотр Семеновскому полку. Была оттепель. Переминаясь на грязной земле, мы ждали часа два. Наконец, когда уже стало смеркаться, подошли царские автомобили. Из первой машины вышел маленького роста полковник. На помятых и сплющенных (4 месяца возились в обозе) трубах, шестнадцать музыкантов (остальные были перебиты, исполняя в боях должности санитаров) заиграли гимн: «Боже, Царя храни». Своим привычным жестом государь разгладил усы и поздоровался. Ему ответили и закричали «ура». На этого, идущего по фронту низенького с серым и грустным лицом человека, некоторые смотрели с любопытством, а большинство равнодушно. И «ура» звучало равнодушно. Никакого воодушевления при виде «вождя» мы тогда не испытывали. А воинам нужно одушевление и чем дольше они воюют, тем оно нужнее.

До первой германской войны подавляющее большинство кадрового офицерства были монархисты. Быть монархистом нас никто не учил и о преимуществах монархического строя над республиканским нам никто из начальства никогда не говорил. Касаться этого вопроса начальство попросту боялось. Монархистами мы были по традиции и по инерции. С десятилетнего возраста в «царские дни», а их было 10 дней в году, мы ходили на торжественные молебны, в этот день ели вкусный обед, а вечером посылались в театры. Царь был необходимая принадлежность русского быта. И мы сами, и наши деды и прадеды все родились при царях. Русскую историю мы привыкли помнить по царствованиям. Почти беспрерывно цари правили Россией с Иоанна III, т. е. ни много ни мало как с лишком 500 лет. И вот в один прекрасный день, совершенно неожиданно, узнать, что царь из русской жизни выпал, было дико и странно. Никто не горевал, но первые дни люди ходили как потерянные. Пребывание без царя было не столь неудобно, сколько непривычно. Впрочем великое событие, кроме морального эфекта, никакого действия на офицеров не оказало. За исключением кажется одного, кн. Сергея Кудашева, все послушно присягнули Временному Правительству и, с царем или без царя, порешили вести войну «до победного конца».

Но когда еще через несколько дней до полка дошел «приказ No. 1» о создании полковых комитетов и выборном начальстве, всем стало ясно, что дальше так воевать нельзя и что война кончена. Уехало в тыл еще три офицера, правда не из самых строевых. А остальные, остальные стиснули зубы и стали пытаться служить при новых порядках, «служить не за страх, а за совесть» и не только «не щадя живота» (этого они уже давно не щадили), но не щадя и самолюбия.