Соломон Шварц - Антисемитизм в Советском Союзе

Эта волна антисемитизма была в основном городским явлением.

Вопреки господствующему в литературе воззрению, основным источником проникновения антисемитских настроений в рабочую среду был не приток отсталых рабочих из деревни, а приток в промышленные предприятия рабочих и служащих из среды выбитых революцией из привычной колеи жизни разоряющихся средних и низших слоев городского населения. Это было гораздо более опасное явление, чем простая «отсталость» выходцев из деревни, уже в силу своей отсталости не имевших возможности оказывать значительное влияние на окружающую их новую среду. Этим происхождением антисемитизма 20-ых годов, вероятно, и объясняется тот факт, что он захватывал отнюдь не одних лишь выходцев из деревни, но, как это видно из приведенных выше сообщений, глубоко проник в промышленные предприятия, в компартию и комсомол; больше того: в ряды партийного, комсомольского и профсоюзного актива. «Отсталых» рабочих, недавно прибывших из деревни, среди этого актива почти нет.

Яркой иллюстрацией зараженности в этот период антисемитскими настроениями партийной и комсомольской среды на московских фабриках (что уж говорить о многих провинциальных центрах!) может служить сообщение Ларина о «вопросах-записках», полученных им на специальной «консультации по антисемитизму», состоявшейся в августе 1928 года «в кабинете партработы одного из райкомов Москвы». На собрании присутствовали несколько десятков рабочих из различных московских промышленных предприятий: «передовики-партийцы», комсомольцы и несколько «сочувствующих», словом, всё человеческий материал, из которого формируется партийный, комсомольский и профсоюзный актив. В огромном большинстве поданных докладчику записок-вопросов явственно чувствовались антисемитские настроения. Вот несколько из этих вопросов (Полный список этих вопросов — всех их было 66 — приводится у Ларина, стр. 241–244.):

«Почему евреи не хотят заниматься тяжелым трудом?» — «Почему евреям дали хорошую землю в Крыму, а русским дают, где похуже?» — «Почему евреи везде устраиваются на хорошие места?» — «Почему партийная оппозиция на 76 % была из евреев?» — «Почему евреев много в вузах, не подделывают ли они документы?» — «Не изменят ли евреи в случае войны и не уклоняются ли они от военной службы?» — «Можно ли назвать антисемитом того, кто шутя говорит «жид», и как следует относиться к подобным шуткам вообще?» — «Отыскивать причину антисемитизма следовало бы в самой [еврейской] нации, в ее нравственном и психологическом воспитании».

Еще более поражает — и подтверждает выдвинутую выше гипотезу о происхождении советского антисемитизма 20-ых годов — широкое распространение антисемитизма в рассматриваемый нами период в школе, особенно в высшей школе (Сообщений об антисемитизме в народной школе в печати попадается гораздо меньше и на них — в интересах экономии места — я здесь не останавливаюсь. В виде примеров можно назвать случаи, отмеченные у Горева, стр. 10–12, или в телеграммах ЕТА из Ленинграда от 5-го июня и из Москвы от 7-го июня 1928 года («The Jewish Daily Bulletin», June 6 and 8, 1928).).

В цитированной уже выше брошюре Добина мы читаем ( Добин, стр. 3–4.):

«В день, когда пишутся эти строки, в «Комсомольской Правде» опубликованы кошмарные случаи, от которых веет средневековой жутью. Речь идет о проявлениях антисемитизма в харьковских вузах.

В геодезическом институте систематически, изо дня в день долгие месяцы, за закрытой дверью студенческого общежития велась упорная травля рабфаковца-еврея Ш. Среди товарищей он чувствовал себя затравленным зверем. Каждый его шаг, движение, нечаянно оброненное слово вызывали поток грубых насмешек, площадной брани и издевательств.

Молодой студент-геодезист Ляшенко, комсомолец, издевался над Ш. только потому, что он был единственным евреем в общежитии. Закадычный друг Ляшенко, геодезист Микула, не пожелал отставать от своего приятеля. Безобидного и, может быть, не в меру покорного Ш. обливали ледяной водой, заставляли ночами бодрствовать, лежать в постели с широко раскрытыми глазами. Его будили ударом линейки по голове, сонного обливали холодной водой и кололи голые пятки кронциркулем. Глубокие и длительные обмороки явились последствием травли. Трудно было узнать рабфаковца: он постарел, осунулся и превратился в инвалида с дрожащими руками. А хулиганы продолжали издеваться. Ляшенко ударил по щеке Ш. Это вызвало похвалу Микулы и на другой день последний повторил опыты: Ш. был избит. На третий день били по лицу не руками, а грязной галошей.