Павел Зябкин - Герой не нашего Времени

Вовка узнал теперь, что огнемет это не что-то вроде паяльной лампы, а реактивное оружие, выбрасывающее заряд на несколько сотен метров. Реактивный пехотный огнемет РПО-А, он же «Шмель», напоминал скорее гранатомет «Муха», только большего размера. Он был прост в обращении и Вовка, как и другие его сослуживцы, а собралось здесь свыше двух сотен человек, быстро научился им пользоваться. Заряд летел прямо, куда ты смотришь в диоптрический прицел, а при поражении 50 кубометров, белке в глаз попадать не обязательно. Трезвая и активная жизнь на свежем воздухе благотворно подействовала на Вовку, да и на многих других тоже. У него перестали трястись руки, появился аппетит. Все было хорошо, только отправка задерживалась. В конце апреля всех вернули в казармы и выдали жалование. Что тут началось. Две сотни мужиков, не знающие чем им заняться, ринулись в город. Начались склоки и увольнения. Первым был уволен «сказочник».

Это был удивительный мужик лет тридцати шести, бывший водитель троллейбуса из Калуги. Он с первых же дней стал рассказывать о себе истории одна другой удивительнее. Сначала, он говорил всем, что он младший лейтенант из спецназа, а сейчас вот едет рядовым, потому что офицерский военный билет в военкомате на спец. учете на случай войны. Полагая, что в эту дребедень все поверили, «сказочник» стал панибратски обращаться к офицерам, называя их «коллеги». Однако, когда раздали материал на портянки, «сказочник» порвал его на кусочки размером с носовой платок и пытался намотать их на ноги. В ответ на недоумение сослуживцев, «сказочник» объяснял, что, будучи офицером, носил носки и ботинки. Постреляв на полигоне «сказочник» совсем вошел в роль «спецназовца» и стал рассказывать, как его выбрасывали с вертолета в безлюдной местности с коробком спичек и ножом. Он успел повоевать в Афганистане, но вершиной его фольклорного жанра явилась история о «самоходе».

— Один раз, мы с пацанами на танке поехали в деревню к бабам. Самозабвенно врал «сказочник». — А там река, ну никак танком не переехать. Так мы что, нашли, где брод помельче, вчетвером башню сняли, гусеницы и перетащили так через речку. Потом собрали обратно и поехали.

Все это говорилось серьезным тоном. «Сказочник» не шутил. После рассказа наступила минута молчания, закончившаяся гомерическим смехом. «Сказочнику» никто не верил. А вскоре увидели его военный билет, он был такой же, как и у Саши Агеева. Как ему удалось пробраться осталось загадкой. Но «сказочника» так «заклевали» сослуживцы, что командир батальона уволил его. На прощание «сказочник» остался верен себе:

— Ну что ж, придется теперь младшим лейтенантом ехать, — говорил он, получая документы в строевой части. — Я еще раньше вас в Моздоке буду. Еще покомандую вами.

Одновременно по военному билету был и разоблачен Серега, выдававший себя за «афганца». Тот самый Вовкин и Любкин собеседник.

Вторым был уволен Игорь, тот самый, с кем Вовка познакомился в своем военкомате. Игорек не сошелся с сослуживцами. Слишком защищал чеченов, говорил, что они хорошие люди. По пьянке он был бит за такой «интернационализм». Игорь после этого стал утверждать, что «с этой братвой воевать нельзя». Потом поделился с Вовкой радостной вестью, что его берут прапорщиком в эту часть, и теперь служить он останется в Кинешме до пенсии, однако уже через день валялся пьяным на койке. Еще через день его уволили.

Отсеялось всего к концу месяца человек пятьдесят. Многие и сами бросали службу, не надеясь на отправку. Кстати первыми бросали службу те, кто больше всего твердил о том, что ему надо зарабатывать деньги и те кто «фанател» от военной службы. В конце концов, уже в мае объявили, что оставшиеся, если пожелают, будут отправлены на формирование в Нижний Новгород, где теперь ожидается отправка. Как альтернатива — продолжать службу в Кинешме. Вовка, как и все согласился.

Остатки батальона повезли в Нижний. Там их скопом, вместе с еще большим количеством таких же, записали в NNN мотострелковый полк. Вовка понял, что опять оказался обманут. С новичками заключали контракты на шесть месяцев и на год, а с ними уже был заключен на три года. Командование имело неосторожность выдать «подъемные» новичкам и пошла пьянка. Отправка намечалась через три дня, самолетами. Им всем еще раз напомнили, что попали они в пехоту, а пехота это не фильмы про Рембо, а это когда ротный сказать лежать, значит лежать, сказал стоять, значит стоять.

Каждый день происходило, какое ни будь шоу. Например, на второй день нахождения, все команды, а было там около полутора тысяч человек, построились в каре на плацу. Под музыку оркестра вышел командир дивизии, в которой они находились — генерал-майор. Генерал, проходя вдоль рядов, остановился у одного парня с сержантскими лычками на погонах. Парень представился: «Сержант Петров». В ответ раздался громоподобный генеральский рык: «Ты больше не сержант» и лычки были безжалостно содраны командирской рукой. Бедолага что-то тихо и робко возразил в ответ, и плац огласился очередных шедевром военной словесности, надолго запомнившемся Вовке, он потом по пьянке не раз употреблял его: «Мне мое воинское звание и состояние здоровья, позволяет тебе пяткой в лоб уе…ть!»