Семен Гейченко - У лукоморья

Разводил я в Михайловском и другую пернатую тварь, которая водилась на усадьбе Пушкина при жизни поэта.

По описи 1838 года, на усадьбе был богатый «птичий двор с двумя избами и курятниками», а в нем много индюшек, гусей, кур, уток… Были и фазаны и цесарки. Кое-что развести мне удалось, а с фазанами и индюшками не повезло. Их прикончил коршун. Разбойничьи повадки этой хищной птицы Пушкин прекрасно описал в поэме «Руслан и Людмила». «С порога хижины моей» он наблюдал, как:

Эту картину можно видеть и сегодня с порога михайловского дома Пушкина — эта птица камнем летит с большой высоты в Сороть и хватает зазевавшуюся щуку или леща.

С древних времен на Псковщине была своя порода домашних гусей. Они назывались «псковские лысые» и отличались вкусным мясом, добротным чистым пером, мощными красными лапами и большой лысой головой на длинной шее. У жителей столицы они пользовались большой славой. На Сенной площади Петербурга был даже особый торговый ряд, в котором продавали только псковских гусей.

Разводили гусей на Псковщине повсеместно, в том числе и в Святогорье. Были они в фаворе и у помещиков, и у простых крестьян, в особенности тех, что жиля вблизи рек Сороти, Великой, Луговки, Кучановки. Гусь — птица неприхотливая, сама себе добывает корм. Летом огромные стада их покрывали берега, словно белыми пуховыми коврами. Один из таких ковров всегда стелился на Сороти под горой, на которой стоял дом Пушкиных.

Гусей в Михайловском было много и при Пушкине, и при его сыне Григории Александровиче, который жил здесь помещичьей жизнью почти тридцать лет. При нем в Михайловском птичнике содержалось полторы сотни гусей. Тысячи их водились у жителей деревень, лежащих супротив Михайловского, — Дедовцев, Зимарей, Савкина, Бугрова…

Осенью гусей большими стадами, пешим ходом отправляли на продажу в Псков и Питер. Гнали их мужики, хорошо знавшие это дело, вооруженные длинными хворостинами. А чтобы во время долгого пути птицы не сбивали себе ног, им заранее смазывали пятки густой смолой…

А когда приходила зима, и реки одевались льдом, нередко можно было видеть картину, нарисованную с натуры Пушкиным в одной из деревенских глав «Евгения Онегина».

На красных лапках гусь тяжелый, Задумав плыть по лону вод, Ступает бережно на лед, Скользит и падает…

Во время Отечественной войны псковские гуси почти совсем пропали. Сейчас во многих хозяйствах области они возродились, чего нельзя сказать о домашних гусях колхозников, живущих у берегов Сороти. Теперь на Михайловских и тригорских лугах уже давно не слышатся гусиные клики, не стелятся пуховые ковры… Только думается мне, что придет время и возродится старинная традиция: держать каждому дому своих гусей на славной пушкинской речке — реке отчичь и дедичь местных жителей.

Временами к птицам Михайловского приходит лихо. Оно бывает разное. Иной раз всю зиму настоящей зимы нет. Она проходит без морозов и снегов. Весна наступает рано, поэтому и птицы с юга прилетают рано, И вдруг весеннюю благодать рушат холода и снегопады. В поисках тепла скворцы лезут в скворечники, набиваются в них, как сельди в бочке, давят друг друга, и в конце концов многие оказываются задушенными. Ласточки слетаются большими группами к какому-нибудь гнезду, лепятся друг к другу, образуя огромные гроздья. Но это не спасает их от холода, они коченеют и гибнут. Бывает и наоборот — зима очень лютая, метровой толщины снег покрывает землю, тридцатиградусные морозы стоят подолгу. В рощах и парке часто слышится громкая пальба. Это «стреляют» старые деревья, в стволах которых образуются морозобойные глубокие трещины. Живущие в дуплах этих Деревьев птицы в страхе покидают их и летят на усадьбу — поближе к людскому жилью, к птичьим кормушкам. Зимняя стужа для птицы — время трудного поиска корма.

На стенах моей избы две кормушки — одна у входных дверей, другая под окном столовой комнаты. А вот и мои постояльцы, их, почитай, сотни две будет! Это — синицы, большие и малые, поползни, дятлы — пестрые и зеленые, сойки, воробьи… Порываются к столу и вороны, но я их отгоняю, очень уж вредная эта птица, зимой пожалеешь, весной не отгонишь… Утром, задолго до рассвета, мои подопечные начинают меня будить, барабаня носами и лапками в оконную раму. В их стуке мне ясно слышится: «Эй, хозяин, вставать пора, пора на стол накрывать!..»