Тим Бёртон - Тим Бёртон - Интервью - Беседы с Марком Солсбери

Если ты режиссер, необходимо отринуть всякий страх. Лучше всего, наверно, — уметь поддерживать здоровое равновесие, чтобы не впасть в эгоцентризм, но сохранять при этом уверенность в себе, если уж ты взялся за это дело. Кроме того, я считаю, что неизвестное помогает: чем больше занимаешься режиссурой, тем сильнее пугаешься, потому что новые впечатления сыпятся на тебя кучей и ты все хуже ориентируешься в происходящем. С наибольшей теплотой я вспоминаю теперь съемки своего первого художественного фильма: никогда после не чувствовал себя столь уверенно и безбоязненно.

Если в школе задавали что-то выучить, трудно было найти ученика хуже меня. Когда мне кто-то что-то говорит, у меня возникает реакция отторжения — я просто перестаю его слушать. Вот почему у меня такие проблемы с именами. Даже не знаю, откуда это. Возможно, все дело в некой странной внутренней защите. Из школьного курса в моей памяти не сохранилось ничего, кроме нескольких названий облаков. Я не помню дат, вообще ничего не помню. И если я чему-то научился, это произошло именно на съемках «Пи-Ви»: был опыт в самом чистом виде, и частью его была моя изрядная наивность по поводу ситуации в целом. Я обнаружил, что с кино связано множество неприятных вещей и самое лучшее — не задерживать на них внимания. Избирательная память — забавная штука. Дело в том, что каждый фильм, который я снимал, превращал меня в совершенно больного человека — так много самого себя я в него вкладывал. Я заболевал, мне хотелось умереть, но надо было работать дальше и заканчивать съемки. Однако через какое-то время все отрицательные эмоции куда-то исчезали — и это здорово. Вот почему я не люблю перескакивать с одного фильма на другой: слишком много неприятных впечатлений. К счастью, они покидают тебя, и ты можешь вновь браться за дело, но с каждым разом это дается все труднее.

Именно потому, наверно, я так люблю Феллини: мне кажется, он сумел ухватить дух и магию создания фильма — нечто прекрасное, которое ты хочешь вобрать в себя, потому что оно дает энергию, чтобы двигаться дальше. В этой работе множество негативных сторон: ничего по-настоящему дурного, но, тем не менее, и неприятного хватает. Ты узнаешь всякие интересные вещи о том, как делать кино, о линзах и объективах. Это требует времени, но запас твоих знаний постоянно пополняется: ты стараешься повышать свой исходный технический уровень. Но, с другой стороны, если брать чисто голливудский аспект, здесь нет ничего особенно ценного, чему стоило бы учиться, потому что логика в таких делах отнюдь не самое главное, и это сбивает с толку. Когда пытаешься вникнуть в суть чего бы то ни было, легко утратить ощущение равновесия. Именно поэтому я стараюсь поменьше об этом думать, поскольку ощущение иррациональности только усиливается от фильма к фильму.

«Большое приключение Пи-Ви» вышло на экраны летом 1985 года и имело неожиданный кассовый успех, хотя хватало и критических отзывов.

Среди рецензий попадались по-настоящему разгромные. Никогда не забуду одну из них, где говорилось: «Все замечательно: великолепные костюмы, отличная операторская работа, потрясающим сценарии, все актеры играют превосходно, ужасно только одно — режиссура». Другой критик писал: «По десятибалльной шкале, где десять — высший балл, оценка „Большого приключения Пи-Ви" — минус один». Помню, я тогда впервые увидел столь низкий балл, потом эту картину множество раз включали в списки десяти худших фильмов года. Забавно, но я люблю ее и вовсе не считаю такой уж плохой. Возможно, там есть слабые места, но не настолько же она безнадежна. Я испытывал опустошение: ничего подобного прежде не бывало. Читал, правда, и пару хороших отзывов, но по большей части рецензии были скверными. Не просто равнодушно ругательными, а разгромными.

И все же, наверно, они сыграли свою положительную роль. Отзывы на мои картины всегда были разноречивыми. Знавал людей, которые пережили оценку своего первого фильма вроде: «Это новый Орсон Уэллс», — такое способно убить. Рад, что обо мне ничего подобного не говорили. Предпочитаю, чтобы мне устраивали выволочку; принимать это всерьез было бы большой ошибкой. Значительная часть критики сводилась к тому, что фильм — череда изображений, и не более того, на что мне хотелось ответить: «Бога ради, речь идет всего лишь о кино, а не о радиопередаче. Да, это некий визуальный ряд, но что здесь плохого?»

Если вы имеете опыт работы в мультипликации, это расширяет диапазон ваших возможностей в визуальном плане. Кино — визуальное средство выражения, поэтому все, что вы делаете, даже если это совершенно сознательно не выплескивается на аудиторию: «Вот, мол, что я собой представляю!» — все наполнено глубоким смыслом и отражает ваш взгляд на мир. Поэтому мне всегда казалось, что мое анимационное прошлое — хороший инструмент разработки визуальных идей и их применения к игре актеров.