Тим Бёртон - Тим Бёртон - Интервью - Беседы с Марком Солсбери

«Франкенвини»: Виктор

«Франкенвини»: Спарки

Спарки, покрытый швами

«Франкенвини», которого, как считает Бёртон, можно было бы растянуть до полнометражного фильма, если бы ему дали несколько дополнительных дней съемок, переносит действие классической повести Мэри Шелли в современный пригород. В фильме рассказывается о приключениях десятилетнего Виктора Франкенштейна (Барретт Оливер), который на чердаке родительского дома реанимирует свою собаку — бультерьера по имени Спарки, погибшего под колесами автомобиля. Фильм начинается с устроенного Виктором для своих родителей показа киноленты, снятой им на восьмимиллиметровой пленке и названной «Монстры из давнего прошлого». В главной роли выступает Спарки в облике доисторического чудовища, которое подвергается нападению некоей твари, словно явившейся из фильмов про Годзиллу. Позже, когда Спарки возвращают к жизни, он весь покрыт швами, с двумя болтами па шее — аллюзия на грим, сделанный Джеком Пирсом для Бориса Карлоффа, игравшего это ужасное создание в фильмах Уэйла о Франкенштейне.

Если у вас есть любимая собака, вам хочется, чтобы она не умирала. Это и стало импульсом для создания фильма. И еще, когда я ребенком смотрел фильмы ужасов, почему-то у меня всегда возникали непосредственные эмоциональные связи между детством, проведенным в пригороде, и всей этой чертовщиной в духе готических романов, Франкенштейна и Эдгара Аллана По. «Франкенвини» — еще один продукт этих детских впечатлений.

Однако вот что для меня чрезвычайно важно: хотя мой фильм и вдохновлен «Франкенштейном», он впрямую не связан с ним. Что бы я ни делал, люди всегда говорили мне: «Это похоже на сцены из того или иного фильма», и, возможно, были правы. Но еще раз повторю: не допускать прямых заимствований крайне важно для меня. Если бы кто-нибудь предложил, усевшись рядом с ним, посмотреть сцену из «Франкенштейна», а потом сказал бы: «Давай сделаем это», я бы отказался, даже если бы речь шла о своего рода оммаже или о чем-нибудь «по мотивам». Даже если я где-то использую прямую привязку к какому-нибудь фильму, мне нужно знать наверняка, что это не слепое копирование. Я спрашиваю себя: «Почему мне это понравилось, какой эмоциональный контекст возникает в этом новом формате?» Поэтому я всегда пытаюсь оценить, насколько люди меня понимают, одинаково ли мы смотрим на вещи. Так было со сценаристом Ленни Риппом. Ему не нужно было садиться и пересматривать «Франкенштейна», он и так его хорошо знал. Здесь важнее некая фильтрация впечатлений,особенно задним числом.

Спарки и его невеста

Работая над «Франкенвини», я не смотрел никаких фильмов. Помню ход своих мыслей: небо во «Франкенштейне» было нарисовано и поэтому казалось особенно клевым. Но я не пошел смотреть картину снова, чтобы не возникла мысль: «Делай вот так». Мне хотелось изобразить небо, каким я его помнил, чтобы его можно было бы описать такими словами: «Оно напоминало рисованную декорацию, но облака были более резко выражены. Предгрозовое небо густых, интенсивных тонов». Когда я наконец пересмотрел «Франкенштейна», убедился, что небо там не совсем такое, как я описывал. Скорее я передал собственное впечатление, но как раз оно подходит здесь больше всего. По моим наблюдениям, если кто-то что-то просто заимствует, он не испытывает при этом никакого личного чувства.

Во многом подобно «Франкенштейну» Уэйла (и уж точно как в «Эдварде Руки-ножницы»), кульминация «Франкенвини» — неизбежное столкновение толпы (или в данном случае напуганных и рассерженных соседей Виктора) с «монстром» Спарки на миниатюрной площадке для игры в гольф, напоминающей фон соответствующей сцены в картине Уэйла. Еще одна высшая точка сюжета — встреча Спарки со своей истинной любовью — пуделем, чья шевелюра напоминает прическу Эльзы Ланчестер в «Невесте Франкенштейна». Эти отсылки, по словам Бёртона, опять-таки не столько прямые заимствования из фильмов Уэйла, сколько реакция на то, что он видел вокруг себя в Бербанке.