Дэвид Линч: Интервью: Беседы с К. Родли

А учиться вам было трудно?

Ну да, но я не говорю про учебу, я говорю про других детей. Когда ты новенький, ты это чувствуешь и от этого зависишь. Все дети это знают. Но если сидишь на одном месте и не вписываешься в компанию, то здорово тогда взять и переехать и начать все сначала! Это, конечно, встряска для организма, но шок иногда полезен. Быстро приобретаешь опыт. Не то чтобы тебя разом осенило, но достаточно, чтобы начать прикидывать, что к чему. Открываются такие маленькие каналы, и становишься вроде как в курсе.

Вы часто рассказывали о своем отце и его работе научным сотрудником Министерства сельского хозяйства. У вас есть какие-то особенные воспоминания о нем?

Что он ходил на работу в костюме и здоровенной шляпе. Когда мы жили в Виргинии, я жутко краснел за эту его шляпу, но сейчас мне кажется, что она выглядела довольно круто. Она была серо-зеленая, как у лесника, размером с ковбойскую, он напяливал ее и выходил в таком виде из дому. Не садился ни на какой автобус, а просто топал пешком несколько миль до города через мост Джорджа Вашингтона.

А ваша мать сидела дома или работала?

Нет, не работала. Не знаю, получила ли она в итоге образование, но в университете она училась. Вроде одно время она ходила на работу, но я не уверен, не помню.

А как они познакомились, ваши родители?

Они встретились в университете Дьюка, в Дареме. Но тогда отец работал, а мама дома сидела. Чаще всего. Насколько я помню.

Вы выросли в пятидесятые, и это время повлияло на ваши фильмы. Хотя «Синий бархат» и «Шоссе в никуда» можно назвать довольно современным и актуальным кино, в этих фильмах все равно ощущаются дух и стиль пятидесятых. Почему вы так привязаны к воспоминаниям об этом десятилетии?

1962. Семья Линч.

Слева направо: Джон, Дэвид, Санни, Марта и Дональд

Ну, если съездить за город и посмотреть, там до сих пор имеются старые машины пятидесятых годов. Ну или радио включить — на одной волне будет кантри, на другой только новая музыка, а на третьей всякие хиты прошлых лет. Элвис и все в таком духе. Не важно, сколько всякой музыки насочиняли до него, рок-н-ролл родился именно тогда. Пятидесятые все еще здесь. Ими пропитан воздух. Они никуда и не девались.

Это было потрясающее время во всех смыслах. Машины делались правильными людьми. Дизайнеры не скупились на радиаторы, хром и прочие крутые штуки. Мощность мотора много значила, дети знали все модели — где сколько лошадиных сил — и ждали каждую новинку будущего года. Они разбирались во всех спецификациях и тому подобном. Не машины, а скульптуры на колесах. Теперь, когда дизайн автомобилей просчитывают на компьютерах с учетом аэродинамики, у них более обтекаемые формы, меньше расход бензина и корму не поднимает, когда разгоняешься до сотни миль в час. Старые машины могли выдержать столкновение, но пассажиры внутри оставались — ну, понимаете — изуродованными! Но я вас уверяю, теперь азарту конец. У Би-Би Кинга есть песня про все это дерьмо, на котором мы сейчас ездим!

В общем, что-то было в тогдашней атмосфере такое, чего сейчас днем с огнем не найдешь. Это было здорово, и не только потому, что я тогда был ребенком. Это было время, полное надежд, и все шло на подъем, а не на спад. Такое ощущение было, что тебе под силу абсолютно все. Будущее было безоблачным. Мы же не понимали, что закладываем фундамент для будущих катастроф. Проблемы никуда не девались, но как-то замазывались. А потом эта защитная пленка лопалась или сгнивала и все просачивалось наружу.

Какие проблемы?!

Ну, на самом деле загрязнение окружающей среды было сильное, тогда оно и началось. Пластик внедрялся, были сумасшедшие исследования сложных полимеров, и масса медицинских экспериментов, и атомная бомба, и, ну вы знаете, масса разных испытаний. Будто мир такой огромный, что можно вывалить кучи мусора — и ничего не будет, да? Все просто вышло из-под контроля.

В пресс-релизе к фильму «Дикие сердцем» в 1990 году вы описали всю свою биографию всего тремя словами: «Иглскаут, Миссула, Монтана». Почему?

Ну, все скауты делились на новичков и бойскаутов. Слова дурного о них не скажу, но в какой-то момент быть скаутом стало дико некруто! Причем как раз когда я был скаутом! Это было похоже на постоянное ощущение стыда, чего-то позорного. Совсем не почетно. А иглскаут — это было самое старшее звание! Как только я его заработал, то сразу успокоился, можно было уходить, — для того, собственно, и зарабатывал. А мой отец, благослови Господь его душу, всегда говорил: «Однажды ты будешь гордиться тем, что сделал это». Ну, я и вставил этот факт в свое резюме.