Дэннис Лим - Дэвид Линч. Человек не отсюда

Чем шире круг феноменов, описываемых словом «линчевский», тем сложнее добраться до его сути. Легко попасться в ловушку размытой терминологии: чувства, впечатления, настроения. При этом, конечно, размытость — одно из главных свойств понятия «линчевский», связанное с ускользающими понятиями — возвышенное, жуткое, отвратительное — и с неконтролируемыми ощущениями, которые определяют лучшие достижения Линча: глубокий ужас, пронзительная красота, мучительная грусть. Дэвид Фостер Уоллес, самый одержимый точностью формулировок писатель на свете, предложил свое определение в эссе «Дэвид Линч не теряет головы». Линчевский, пишет он, — «это термин, который обозначает особый тип иронии, когда очень макабрическое и очень обыденное соединяются, выявляя неизменное наличие первого во втором». Тем не менее Уоллес признавал, что это один из тех концептов, которые, «в общем, определяются лишь наглядно — когда увидишь, узнаешь».

Термин этот сегодня так широко распространен, что зачастую используется просто как синоним для выражения «чудной». Но то, как часто он используется вхолостую, говорит как раз о том, сколь важное место занимает Линч в культурном сознании, несмотря на скудную фильмографию. Этому способствует как уникальность его творчества, так и неожиданность его удачной карьеры, чувство, что он всегда был аномалией. Линч родился в 1946 году, то есть он — ровесник Стивена Спилберга. «Голова-ластик» вышел за два месяца до премьеры «Звездных войн» Джорджа Лукаса. Линч принадлежит к поколению Фрэнсиса Форда Копполы, Мартина Скорсезе и Теренса Малика (с последним они учились в Американском институте киноискусства). Но, в отличие от своих коллег, Линч изменил американский кинематограф и при этом не стал частью голливудского истеблишмента. На самом деле как раз наоборот: важнейшее достижение Линча заключается в том, что он укоренился в мейнстриме, придерживаясь, по сути, авангардной эстетики.

С годами режиссер Линч, экспериментатор и популист, стал только свободнее и радикальнее. А еще он стал фигурой. Есть мало режиссеров, которые в той же степени существуют в массовом сознании как личности. Исключения, от Хичкока до Херцога и Тарантино, часто делают свои гипертрофированные персоны частью своих фильмов. Линч редко появляется в своих картинах, которые не являются сколь бы то ни было явно исповедальными, однако создают ощущение какой-то психологической задушевности. Кажется, что он транслирует свои фильмы напрямую из своего подсознания, и они пытаются пробудить нечто в нашем. Их трудно не принимать близко к сердцу.

Одна из первых видеозаписей с интервью Дэвида Линча появилась в 1979 году. Двадцатиминутный черно-белый сюжет был сделан для посвященного телевидению курса в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, а снят он был в одном из мест, изображавших бесплодные пустоши в «Голове-ластике» — на нефтяных месторождениях Лос-Анджелесского бассейна, где над городским пейзажем некогда высились краны и буровые вышки. (Сырая нефть — по-прежнему важный бизнес в Южной Калифорнии, но все промышленные черты в основном скрыты от посторонних глаз и растворены в быту. На этом самом месте сейчас находится торговый центр «Беверли», и буровые работы там продолжаются прямо за стеной рядом с «Блумингсдейлом»).

Это было первое столкновение Линча со славой: «Голова-ластик» уже первый год из трех шел в кинотеатре «Ню-Арт» на бульваре Санта-Моника. На фоне массивных цистерн и ржавых труб прилежный студент-репортер Том Кристи задает вопросы Линчу и оператору Фредерику Элмсу. Тридцатитрехлетний Линч почти мультипликационно ровным и гнусавым голосом восхищается всеми этими «классными точками» «вон там, где цистерны», и говорит, что нашел это место, когда однажды проезжал мимо: «Мне кажется, здесь красиво… если правильно посмотреть». Он направляет камеру на пятно на асфальте: останки кошки, раздобытой у ветеринара для фильма, которые «залили дегтем, так что они законсервировались».

Процитировав туманный рекламный слоган, характеризующий «Голову-ластик» как «сон о мрачном и тревожном», Кристи спрашивает Линча: «Может, как-нибудь разовьете эту мысль?» — «Нет», — тут же отвечает режиссер, качая головой и улыбаясь. Кристи читает отзыв, в котором фильм сравнивается одновременно с грезой и с ночным кошмаром. Линч озадачен: «Я не уверен, что понимаю, что это значит, — говорит он, потом уступает: — А вообще-то хорошая формулировка».