Дэннис Лим - Дэвид Линч. Человек не отсюда

Никто, кроме Линча, не стал бы давать вслед за моментом ужасающего открытия крупный план телефона, постоянного инструмента разделения тела и души и вселения страха в его фильмах, и только Линч мог соединить это странное решение с обнаженной эмоциональностью сцены. Его камера скользит по болтающемуся телефонному проводу к лежащей на полу трубке, пока сдерживаемые рыдания Сары на другом конце не достигают пика. Мы становимся свидетелями еще одного круга скорби, когда новости о трагедии доходят до школы и камера находит пустой стул Лоры. Догадавшись о случившемся, хотя о нем еще ничего не сказано, лучшая подруга Лоры, Донна, начинает плакать, у тайного бойфренда Лоры, Джеймса, дрожит губа, и он так сильно сжимает карандаш, что тот ломается. Онемевший от растерянности директор школы еле договаривает до конца объявление о смерти. Когда показ продолжается после рекламной паузы, Сара Палмер по-прежнему рыдает.

Плач всегда был важнейшим удовольствием походов в кино: темнота кинотеатра дает возможность полупублично выражать эмоции, которые обычно считаются слишком личными. Многие виды фильмов, а не только излишне сентиментальные мелодрамы и слезовыжималки (назовем два негативных обозначения), запрограммированы на то, чтобы зритель всплакнул. Линч и сам любит поплакать. «Иногда я просто сижу в монтажной комнате и плачу», — говорил он Родли. Когда Линч снимал «Простую историю», самый традиционно сентиментальный свой фильм, у него катились слезы по щекам, когда он смотрел в монитор. Он может «разрыдаться», услышав какое-то музыкальное произведение: I’ve Been Loving You Too Long Отиса Реддинга или Everybody’s Talking в исполнении Гарри Дина Стэнтона. Плач есть во всех фильмах Линча, начиная с нечеловеческих визгов младенца из «Головы-ластика». Плач достигает барочных пропорций в более поздних фильмах: в «Малхолланд Драйве» с песней Llorando [26] Плачущий (исп.). в клубе «Силенсио» и во «Внутренней империи», поставленной как история, за которой следит плачущая женщина. Но нигде слезы не льются с такой силой, как в «Твин Пиксе», особенно у родителей Лоры: не прекращающей истеричных причитаний Сары и Лиланда, выражающего горе более изощренными и унизительными способами. Как будто на замедленной съемке, он дергается в вымученном танце, закрыв лицо руками, и ошарашенные гости «Грейт Нортерн» начинают имитировать его движения. На похоронах Лоры он бросается на ее гроб, и заевший механизм опускания ходит вверх-вниз, переводя трагедию в фарс.

На «Шоу Фила Донахью» Марк Фрост говорил об этих странных проявлениях скорби: «Настоящее горе — это не то, что начинается и заканчивается прямо перед следующей рекламой, — говорит он. — У преступлений и трагических смертей есть последствия, о которых в большинстве телесериалов речи не заходит». Не то чтобы «Твин Пикс» пытался быть реалистичным. На самом деле для современной аудитории, которая ассоциирует плач с омытыми слезами лицами звезд немого кино и старого Голливуда, в обильном слезотечении есть что-то антиреалистическое. «Это как зевок: заразно», — говорит Линч обо всех приступах плача в своих фильмах. Но изображение слез не всегда вызывает слезы. Столкнувшись со шквалом рыданий, зритель «Твин Пикса» скорее будет сбит с толку и смущен, чем, сочувствуя, заплачет сам. Как и многое другое в творчестве Линча, слезы у него производят парадоксальный эффект. Они не являются средством единения, не укрепляют связь между аудиторией и героем, но создают эффект отчуждения, напоминая нам о нашей позиции подсматривающих, нервируя нас своей интенсивностью и длительностью и предупреждая наши собственные.

В интервью журналу «Бостон феникс» 2011 года Грейс Забриски, которая исполнит аналогичные нервные роли в «Диких сердцем» и «Внутренней империи», вспоминала, как смотрела пилотную серию вместе с публикой: «Люди плачут — они плачут вместе с горем Сары, а некоторые смеются, потому что я на полшага перешла черту. Они это поняли. Они смеются, а другие — нет, и их бесит, что у кого-то хватает наглости смеяться над невероятно грустным событием. Для меня все дело в тоне. Больше всего на свете я люблю заставлять людей смеяться и плакать одновременно, и это тот редкий материал, который предоставляет такую возможность».

Плач в «Твин Пиксе», почти симфонический по объему и масштабу, приводит на ум слова Ницше: «Я не могу отличить слез от музыки». Линч — эстетик печали, причем такой, который не боится уродливого плача. Актрисы, которых он часто заставляет плакать, — Забриски, Шерил Ли, Лора Дерн — выполняют эту задачу при помощи пронзительного плача навзрыд и целого арсенала конвульсий и содроганий. Для Линча, которого, как всегда, привлекает телесность, акт плача, физической экспрессии и физиологического процесса, — сам по себе завораживающее зрелище. И неудивительно, что Линч считает слезы такими впечатляющими и красноречивыми. Плач часто заменяет речь. Будучи языком тела, он показывает, что слов недостаточно.