Микеланджело делает быстрые и впечатляющие успехи, и очень скоро на него обращает внимание сам Лоренцо Великолепный: увидев, как юный ученик школы изваял голову фавна, и поразившись мастерству, он все-таки сделал Микеланджело замечание, что тот изобразил у фавна все зубы, в то время как у стариков они выпадают. На следующий день фавн уже был без зуба, причем создавалась полная иллюзия того, что он действительно выпал. Лоренцо вызвал к себе отца Микеланджело – и дело было решено: юноша отправлялся жить и учиться во дворец Медичи, причем Лоренцо обещал обращаться с ним, как с собственными сыновьями. Единственное, что испортило Микеланджело столь блистательный взлет в пятнадцатилетнем возрасте, – это сломанный нос: один из соучеников, позавидовав успеху юного гения, ввязался с ним в драку и навсегда изуродовал внешность Микеланджело, добавив застенчивости, которой он и так всегда отличался.
Но и со сломанным носом жизнь при дворе Медичи была прекрасна. Первого человека Флоренции окружали самые просвещенные и талантливые люди ренессансной Италии: живописцы, поэты, музыканты, философы. Общаясь с ними, Микеланджело близко познакомился с античной культурой, философией Платона. Поэт Полициано рассказывает ему историю о борьбе кентавров и латифов – и юноша загорается идеей запечатлеть эту борьбу в мраморе. В итоге великолепная «Борьба кентавров» стала первой его дошедшей до нас работой, в ней уже чувствуются ранние проявления сурового и мятежного гения.
К сожалению, прекрасная жизнь у Лоренцо Великолепного продолжалась недолго: в 1492 году Лоренцо умер, и Микеланджело, покинув дворец Медичи, вернулся к отцу. Какое-то время он усиленно занимается изучением анатомии – в практическом плане: с разрешения монахов в одном из монастырей вскрывает трупы в морге. Вскоре во Флоренции, полностью попавшей под влияние сурового проповедника и провозвестника Апокалипсиса Савонаролы, начинаются беспорядки, и Микеланджело уезжает из города – сначала в Венецию, которая его не впечатлила, а затем в Болонью, где на какое-то время остался, внимательно изучая творческое наследие скульптора Якопо делла Кверча. В 1496 году он возвращается во Флоренцию, охваченную благодаря проповедям Савонаролы религиозным пылом, – на кострах в то время жгли бесценные творения античности – и, словно вопреки воцарившимся порядкам, обращается к греческому язычеству, создав статую Купидона. Лоренцо Пополани, правивший Флоренцией, предложил ему «состарить» скульптуру и продать ее в Риме, выдав за античный оригинал. В итоге до купившего «Купидона» кардинала Сан Джорджо дошли слухи о том, что он приобрел подделку, и кардинал, под впечатлением от таланта юного скульптора, пригласил его в Рим, где Микеланджело оказался в июле 1496 года.
Первый его римский период продолжался пять лет, и за это время он успел создать скульптуру Вакха и трагическую «Пьету» – фигуру Девы Марии, оплакивающей распростертое у нее на коленях тело Христа. Исследователи предполагают, что это произведение было навеяно известием о сожжении на костре Савонаролы: Микеланджело хоть и не разделял фанатизма гневного проповедника, но, будучи сам глубоко религиозным человеком, уважал взгляды Савонаролы и его могучий дух. На скульптуре «Пьеты» Микеланджело впервые оставил свою подпись – и не скромно в уголке, а прямо на груди Богоматери, словно доказывая тем самым, что уже состоялся как самостоятельный мастер.
После завершения работы над «Пьетой» Микеланджело возвращается во Флоренцию, где его ждет новый крупный заказ. Сначала флорентийцы хотели отдать его Леонардо да Винчи, но потом передумали: все-таки Микеланджело был земляк, к тому же лучше зарекомендовал себя именно как скульптор. Заказ заключался в том, чтобы изваять Титана из давно лежавшего без дела мраморного блока, над которым уже начинал было работать когда-то скульптор Агостино ди Дуччо, да так ничего и не сделал. Блок был высоким и узким, к тому же первые штрихи работы ди Дуччо ограничивали возможности скульптора, но Микеланджело любил трудные, практически невыполнимые задания. Он с энтузиазмом принялся в 1502 году за работу. В результате через два года изумленная Флоренция увидела шедевр – пятиметрового Давида. «Давид с пращой, а я с луком», – говорится в одном из первых сохранившихся стихотворений Микеланджело. Скорее всего, под «луком» Микеланджело подразумевал молот скульптора, который действительно был в форме лука. Строка эта говорит о том, что он отождествлял себя с библейским героем, что Давид, можно сказать, его духовный автопортрет, изображающий человека спокойного и уверенного, рассчитывающего только на себя и свои силы в предстоящей борьбе с гигантом. Этот своеобразный автопортрет был пророческим – еще не раз в жизни ему придется один на один схватиться с гигантами, рассчитывая при этом только на свои силы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу