Евгений Грицяк - Норильское восстание

Зона быстро учуяла неясность инструкций из центра и раздор между учениками Сталина. В лагере это было воспринято как миг свободы. И в этот миг нашелся человек, незаметно занявший всегда вакантную роль лидера. Обычно начальство готовило на такие роли своих провокаторов. Видимо, вчерашнему штрафбатовцу Е. Грицяку пригодился опыт разведки боем. Начальство сверху относилось к этому небывалому в советских лагерях явлению с тайным уважением и опаской.

Впервые в истории ГУЛАГа сплоченные каторжане обратились к народу за поддержкой, наладили связь с волей, и запустили за зону десятки тысяч листовок.

Наконец, они выдвинули политические требования. Е. Грицяк организовал всеобщий митинг и обратился к лагерному интернационалу: «Дорогие друзья, все, что совершается ныне в Норильске, не является только нашим частным делом, а частью великой борьбы всего советского народа за свое достоинство и права человека…»

И все это под дулами пулеметов. Можно с уверенностью сказать, что в те времена это был единственный случай, когда кто-то публично отстаивал достоинство и человеческие права. А пулеметы молчали.

Затем к оратору подошли, снимая шапки и пожимая руку, китаец, эстонец, поляк, немец, белорус…

В унылой зоне вечных унижений поднимался дух каторжан. И конечно же, увещевания начальства выходить на работу многих искушало — как шанс уцелеть. Многие не одобряли «игры с огнем». Некоторые позорно бежали на вахту. Все это нашло объективное освещение в книге.

Внутреннее чутье подсказало лидеру за несколько часов до команды «огонь» остановить игру и как бы принять ничью… В сущности — возвращение в плен.

Из всех лагерных восстаний это было единственное без применения оружия. Очевидно, логика такой развязки определяла финал — без расстрела зачинщиков. Но и без раскаяния.

В дальнейших тюрьмах Е. Грицяк выучит еще английский язык и займется изучением искусства йоги. Его всю жизнь интересовали проблемы совершенствования и лечения людей: общество больное, искаженное насилием и ненавистью.

В эпилоге драматической повести Евгена Грицяка как бы заложены предпосылки еще одного особо опасного государственного преступления: рассказать о Нор ильске так, чтобы услышал мир.

Читая в Интернете повесть Е. Грицяка в русском переводе, я не мог поверить, что это написал непрофессиональный писатель. Еще более я был удивлен, когда узнал от автора, в каких условиях писал он свои «краткие записки». Находясь под особым надзором, он писал и сразу передавал через жену соседке по несколько листов — на хранение. А потом, чтобы их сохранность была надежной, передал рукопись за границу, где и появилась книга в 1980 г. в издательстве «Смолоскип». Через 4 года она вышла в английском переводе — The Norilsk Upspring.

В селе Устя Ивано-Франковской области бывший политический заключенный был под надзором потому, что отказался сотрудничать с КГБ (кто не с нами, тот против нас!). Но особое внимание властей он привлек к себе в 1977 году, когда поехал в Москву и там дал обширное интервью американскому кор. газеты Chicago Tribune о Норильском восстании.

Видимо, это и послужило толчком к восстановлению в памяти главной страницы, в которой смерть присутствовала зримо. Кагебистские надзиратели обещали ему «навсегда запомнить» эту страницу, но человек, чей пор рет оказался в Chicago Tribune — это уже не просто бандеровец, с которым расправиться просто.

Но главная защита к нему пришла от духа еще в тюрьме, где он открыл для себя учение йоги.

Начал переводить с английского на украинский «Полную иллюстрированную книгу йоги». Позже, в Мордовском концлагере, он вышел на книгу «Автобиография йога» Парамаганса Иогананда, и всю эту объемистую книгу переписал в тетрадки, а потом начал переводить ее на украинский.

Следует сказать, что переписывание зеком английских текстов всегда действовало на кагебистов успокаивающе. Это не «путь исправления», но во всяком случае путь отвлечения от реальности.

Оказалось, не совсем так: «государственный преступник» получил мощное подтверждение своей традиционной христианской веры в учении основателей «церкви всех религий» в Лос-Анджелесе. Духовная независимость — это сила большая, чем политическая оппозиционность. Он становится убежденным сторонником ненасильственных методов борьбы.

Достоинство, с которым юный штрафбатовец выдерживал удары жестокой системы, насилия, обрело теоретическую основу в учении о высших духовных ценностях.