ИЛЬЯ СЕМЕНОВ: Billy's Blues ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ БИЛЛИ НОВИКА

За окном гремело начало 90-х, страна разваливалась, а одиннадцатиклассники Дима, Коля и некий Славик, которого все тот же Коля нашел на почве любви к мегапопулярному панковскому коллективу из Купчино «Бригадный Подряд», сидели в маленькой Диминой комнате и старательно записывали свой первый альбом. Пели Дима и Славик, Коля играл на басу, Дима на ударных и наложением прописывал партии сологитары, а Славик отвечал за ритм-гитару. Название для альбома придумали незамысловатое - «Веселые нотки с подвыподвертом», а большую часть песен написали сами.

Сочинять предложил естественно Коля, никто, правда не знал, как это делается, зато Коля мог за неделю написать пару десятков неплохих текстов, к которым потом все вместе придумывали по-панковски простые мелодии и аранжировки. Большая часть текстов Сторожева, увы, не сохранилась для истории.

Зато та памятная кассета осталась, и стоит заметить ради справедливости, что качество записи на ней очень даже, особенно если учесть тот факт, что записывалась «Реанимация» на микрофоны от бобинника, естественно в линию, все инструменты одновременно, - сейчас бы такое звучание назвали low-fi, а тогда просто не было возможности записываться по-другому. Впрочем, тексты разобрать можно, а это уже достижение, потому что голос всем известного Билли Новика узнать на той записи как минимум сложно. Не скажешь, что тонкоголосый юный мальчик, кричащий панковские тексты, и алко-джазовый скрипучий мужчина с трехдневной небритостью на щеках - один и тот же человек. Что так посадило этот голос и изменило тембр? «Беломор»? «Три топора»? «Агдам»? Или сама жизнь? - в этом нам и предстоит разобраться.

«Реанимацию» разрушили не 90-е, не путч и не безработица, а банальное окончание школы. Так получилось, что записанный на коленке альбом стал завершающей точкой в истории группы, зато его можно было дарить друзьям, и Дима очень гордился тем фактом, что у него на полке стоит кассета, на которой он поет и играет.

Поступление в мединститут на педиатрическое отделение не принесло новых музыкальных знакомств, а денег на то, чтобы выезжать в центр и тусоваться в Рок-клубе на Рубинштейна или «TaMtAm» никогда не было. Может, правда, оно и к лучшему - самобытность обычно рождается в одиночестве.

Кстати, поступить в мединститут тогда было примерно так же сложно, как и сейчас, а то и сложнее - конкурс был что-то около пятнадцати человек на место, но Диме удалось пройти его с первой попытки. Он вообще-то не очень хотел учиться в институте, потому что особо ни в какой не рвался, но мама уговорила его попробовать поступить.

- Надо хоть что-нибудь закончить,- сказала она, - а потом будешь думать, что делать дальше, надо тебе это или не надо.

Первое время учебу удавалось совмещать с музыкой. Тот самый Леша Кривский, который записал для Димы Sex Pistols, играл с друзьями в группе «Осколки», и им как раз не хватало соло гитариста, который смог бы играть так, как Джордж Харрисон. Диму, который был младше всех остальных на три года, пригласили в группу, но при том условии, что играть надо будет не панк-рок, а рок-н-ролл.

Если быть точным, то «Осколки» играли бит, то есть в принципе они вообще играли The Beatles. Установка на любимую группу миллионов работала очень неплохо - в России к Битлам почти всегда относились так же, как в Ливерпуле 62-го, а значит и деньги «Осколкам» за их выступления давали охотно. Даже учитывая тот факт, что играть тогда приходилось не в клубах и на концертных площадках, а прямо на улице или в переходе. За несколько недель Дима снял десятки соло Харрисона и вместе с группой поехал в теплую трубу около Гостиного двора на первый концерт в новом составе. Тогда в лампе освещения перехода была розетка, к которой можно было подключить аппарат. «Осколки» собирали чуть ли не аншлаги и после нескольких часов игры, в гитарном кофре набирались очень неплохие по тем временам деньги.

Билли: У меня в семье было много медиков и я всегда очень уважал медицину, а после курса анатомии в школе мне показалось, что это действительно очень интересно, как работает такая сложная система, как организм. Я принял решение пойти в медицинский класс, еще раз сменил школу, это была уже 230-я школа на Пражской. Там десятый и одиннадцатый класс один класс медицинский, а параллельный физико-математический. На математику мне никогда не хватало терпения, с гуманитарными науками тоже было все плохо: я никогда не любил читать, ненавидел стихи, в живописи ничего не понимал. А медицина это что-то средненькое такое, прямо вот то, что надо. Химия мне тоже не очень нравилась, но у меня мама учитель химии, кандидат химических наук, и я подумал, что если что, она меня подтянет. Пошел в медицину.