Дмитрий Жвания - Битва за сектор. Записки фаната

Я стоял в окружении фанатов ЦСКА, мы о чем-то разговаривали.

- Ара, а ты где остановился-то? - спросил меня парень в синей «аляске».

- Мне надо в Сетунь.

Почему я решил, что мне надо в Сетунь, я не знаю. В Сетуни жили фанаты «Крыльев Советов». Я был знаком с одной фанаткой «Крылышек», но она не давала мне повода думать, что могу нанести ей ночной визит, да еще без предварительного предупреждения.

- В Сетунь ехать - конечно, не ближний путь, но я тебя провожу, - подбодрил меня парень в «аляске». - Кстати, моя кликуха Портвейн, тебя-то я знаю, ребята о тебе рассказывали, мол, питерский «конь» и все такое… Вороной, отвезем Ару в Сетунь? - окликнул Портвейн своего приятеля. И мы поехали в Сетунь.

В электричке я спал, лежа на лавке. Портвейн и Вороной о чем-то болтали, нас потревожили менты, но мы смогли убедить их, что я просто устал за день, выбился из сил и поэтому прилег отдохнуть.

Ехать в Сетунь было большой авантюрой. Я не знал адреса дома, в котором жила фанатка «Крыльев» и, естественно, совсем не ориентировался в Сетуни. Но каким-то чудом мы нашли нужный дом. На горе я забыл и имя девицы - алкоголь отшиб память напрочь. Я позвонил в дверь, лихорадочно перебирая в голове женские имена: «Аня, Таня, Маня…», помню, что на «ня» кончается. Дверь открыла мать девушки, а я так и не вспомнил, как зовут ее дочь.

- Здравствуйте, м-м-м… Дома? - выдавил я.

- Машенька-то? Нет, она гуляет во дворе. Пойдемте, позовем ее.

Мы вчетвером, я, Вороной, Портвейн и мама, как выяснилось, Маши пошли за этой самой Машей и вскоре ее обнаружили сидящей на скамейке с каким-то чуваком.

- О, Ара, ты? Не ожидала… а точно, завтра же ваши с «мясом» играют…

- Пойдемте домой, ребята, чаю попьем, поздно уже, - предложила Манина мама, она улыбалась и вообще - вела себя так, будто приехал если не зять, то - кандидат в зятья.

Чувак, который сидел с Маней на скамейке, быстро слился, Портвейн и Вороной, конечно, не отказались от предложения попить чаю. Я, честно говоря, так и не понял, чего вдруг Портвейн взялся меня отвезти в Сетунь на ночлег, да еще и подписал в это дело Вороного, напрочь отмороженного фаната ЦСКА (парень одевался исключительно в красно-синих тонах: красно-синяя куртка, красно-синяя вязаная шапочка, синие треники с красными лампасами и… красные сапоги). На что Портвейн рассчитывал? Может, надеялся выпить за мой счет? Не знаю. Так или иначе, ему пришлось довольствоваться чашкой чая, а потом возвращаться домой на другой конец Москвы.

Машина семья, кстати, являла собой довольно редкий феномен. Ее мама была русской, обычной женщиной, а папа - чистокровным евреем по фамилии Кацман. И самое интересное, что он работал простым токарем на ЗИЛе, то есть каждый день вставал в 4-30 утра и шел на завод. Мой ночной визит, конечно, разбудил его, но он не стал выражать недовольство.

- А, питерский. На хоккей приехал? - спросил он так - ради того чтобы просто что-то сказать. Он был похож на еврейского ремесленника, на нашего соседа - сапожника дядю Борю, тот тоже был небольшого роста, с седыми кудрями, с брюшком.

- Да, на хоккей. Простите, что потревожил…

- Да ничего. Ты летом приезжай, на футбол сходим, я с мальчишества за «Торпедо» болею, помню, как играл Стрельцов, молодой Валентин Иванов. Отличные футболисты! Сейчас так не играют. Не умеют просто.

Была в Манином папе какая-то особенная стать, которой обладали те, кого в Советском Союзе называли «передовиками производства». Чувствовалось, что он гордится тем, что всю жизнь отработал на одном заводе, на ЗИЛе.

- Раньше мы с ребятами всей бригадой на футбол ходили, жен брали, вон - с ее матерью ходили на стадион «ЗИЛ», пока она ее не родила, потом ей, матери Манькиной, уже не до футбола стало, да и я за сезон, если на два-три матча схожу, считай, перевыполнил план. Ладно, ребята, я спать пошел. Вы еще посидите?

- Да, папа, минут десять.

Через минуту в кухню заглянула Манина мама, которая выходила, чтобы приготовить ночлег для дочери.

- Машенька, Дима пусть ляжет на кухне, на раскладушке, а утром, когда папа встанет, ты ляжешь на кровать папы, а Дима - в твою кровать.

Положить меня на ночлег в двухкомнатной квартире Кацманов было негде. В одной комнате спала чета Кацманов, а в другой - Маня и ее бабушка по маминой линии. Другого выхода, кроме как устроить мне ночлег на кухне, не было.

Я поставил раскладушку, а Маня пошла за матрацем и бельем для меня.

Маша была обычной еврейской девушкой - чернявенькая, с выразительными глазами, с подчеркнутой линией бровей, пухленькие губки, фигурка стройная. Словом, не красива, но и недурна. Но было в Маше что-то такое, что заставляло ее хотеть, причем сразу, как только она оказывалась рядом. Я никак не мог взять в толк, в чем проблема. Может быть, я попросил Портвейна отвезти меня в Сетунь, по сути, к совершенно незнакомым мне людям, потому что мое подсознательное помнило об этом «эффекте Марии» после нашей первой встречи перед матчем «Крылья Советов»-СКА? Наверное, в этом все дело. Алкоголь дал волю моим подсознательным импульсам, и я оказался в Сетуни, в семье еврейского рабочего.