О. Пинто - Друг или враг?

Верно я говорю?

Пульхоф в знак согласия кивнул, а я кратко резюмировал:

— По всем правилам международного права сторожевой корабль должен был дать предупредительный выстрел и, если после этого вы не остановились, броситься за вами в погоню и потопить вас. Этот корабль имел скорость по меньшей мере вдвое большую, чем ваша лодка. Он был до зубов вооружен, и им управляли немцы, в то время как ваша лодка была, конечно, безоружной. Они в любое время могли подстрелить вас, как сидящую на воде утку. Но, по вашим словам, сторожевой корабль позволил вам уйти. Он подал вам один предупреждающий сигнал, затем другой, а когда вы не подчинились ему, он вдруг потерял к вам интерес. Как вы объясните это? Немцы аккуратные люди, и они обычно не разрешают нарушать установленные ими правила. К тому же им определенно доставило бы удовольствие потопить это голландское суденышко, оставившее их с носом.

Пульхоф посмотрел мне в глаза, пожал плечами, улыбнулся своей приятной улыбкой и сказал:

— Я так же, как и вы, не могу объяснить этого. Я, конечно, понимаю, что вы думаете, и не могу осуждать вас за это, принимая во внимание действительно странные обстоятельства. Вы думаете, что побег был специально подстроен и что я заранее сговорился с немцами, и поэтому они позволили нам уплыть. Другими словами, вы считаете меня немецким агентом. Я понимаю, что это единственный логичный вывод, который вы можете сделать, но, хотя эта история и кажется неправдоподобной, все было именно так.

Счастливое стечение обстоятельств! Сторожевой корабль, очевидно, на этот раз имел нерасторопную команду. Клянусь, я не немецкий шпион и никогда им не был. Трудно найти объяснение всему этому. Я только еще раз могу повторить, что правда иногда необычнее вымысла.

Пульхоф повторил вслух мои мысли. Он не смутился, не потерял самообладания.

Он, конечно, понимал, что, вероятно, его жизнь и определенно его свобода зависели от того, сможет ли он дать удовлетворительный ответ на этот вопрос.

Теперь Пульхоф уже не держался так уверенно, как раньше, но по-прежнему невозмутимо смотрел мне в лицо. Оставив пока последний вопрос без ответа, я решил прибегнуть к другой уловке.

— Лодки, на которых вы отправляли людей, — благодатная тема для разговоров. Давайте поговорим о них. Мне известно, что примерно за шесть месяцев до вашего приезда в Англию одной из снаряженных вами лодок не удалось достичь места назначения. Кажется, она отправилась ночью из какого-то пункта голландского побережья между Схевенингеном и Хук-ван-Холландом. Мотор отказал, а на море дул сильный ветер. Море бушевало, а в лодке не оказалось опытных моряков. Лодку ветром пригнало обратно к побережью Голландии. И примерно около десяти часов утра, то есть когда уже было светло, пассажирам пришлось высадиться в Хук-ван-Холланде. Вообразите себе эту картину.

В гавани полно береговой охраны, портовых служащих, агентов немецкой полиции безопасности, таможенников и других лиц. И вдруг среди бела дня в гавани появляется поврежденная лодка, наполненная голландцами. Пристав к берегу, пассажиры быстро выгрузились и разошлись в разных направлениях, но никто не обратил на них внимания. Ни один человек не задал им ни одного вопроса, ни один немецкий полицейский не остановил их, а береговая охрана не сообщила о прибытии этой подозрительной лодки. В мирное время такое происшествие могло остаться незамеченным. Но в военное время и в оккупированной стране оно определенно должно было вызвать сенсацию. Что вы скажете на все это?

Пульхоф некоторое время молчал. Потом он заговорил:

— Все это совершенно необъяснимо. Как вы уже сказали, пассажиров, как только они вступили на берег, должны были немедленно арестовать, но этого не случилось. Им повезло и в том отношении, что сторожевой катер оставил их в покое. Этот случай относится к таким, о которых можно сказать, что правда иногда необычнее вымысла.

— Всему этому может быть одно объяснение, — заметил я. — Вероятно, немцы заранее знали об отправке этой лодки. И их информировали вы. А когда лодка вернулась обратно, немцы, по-видимому, подумали, что пусть лучше пассажиры разойдутся; ведь как-никак они были вашими друзьями, а вы в свою очередь были другом немцев.

Пульхоф холодно улыбнулся.

— Это было бы возможно, если бы я был другом немцев. Но, как я уже вам сказал, я никогда не был и не буду другом этих свиней. Вы можете верить или не верить мне, но я говорю правду.