— Расскажи, — неуверенно попросил я.
Он поднял голову и улыбнулся доброй грустной улыбкой.
— Пожалуй, я расскажу. Об этом не знает никто. Может быть, если я поделюсь с тобой, эта тайна перестанет тяготить меня,
Он замолчал, повертел в руках бокал с бренди, затем поднял его и неторопливо, смакуя, отпил глоток вина.
— Слушай, — начал Анри. — Это могло случиться с любым, в там числе и с тобой, но случилось со мной. Второе бюро послало меня по делам контрразведки в город N, и я пробыл там больше года. Ты помнишь этот лагерь? Работы там хватило бы для сотни офицеров, а нас было всего трое. Каждый день к нам поступали новые люди, и приходилось работать с раннего утра и до полуночи. А поток подозреваемых не иссякал, и мы не успевали допрашивать всю эту массу людей. Наша работа казалась бесконечной. С таким же успехом можно было бы решетом вычерпывать воду из прохудившейся лодки.
Через шесть месяцев после прибытия в N я имел право идти в отпуск, но совесть не позволяла мне оставить изнемогающих от работы товарищей. Я привык работать добросовестно, — а ты понимаешь, что это значит, — да и работа мне нравилась. Неделя шла за неделей, а я все откладывал отпуск, пока не прошел целый год работы в лагере. Пошел второй год, и тут я понял, что нервы у меня никуда не годятся. Я угрюмо и раздражительно разговаривал с товарищами, а что еще хуже — начал допускать ошибки на службе, с криком и бранью обрушиваясь иногда на людей, которых мне приходилось допрашивать. Я стал забывчив, действовал подчас нерешительно и поступал нелогично. Меня мучила бессонница, нервы были постоянно взвинчены. Но я продолжал работать, упрямо отказываясь поддаваться усталости. И вот однажды комендант отозвал меня в сторону и приказал немедленно ехать в отпуск. Неохотно, но в глубине души с благодарностью, я подчинился.
Я так устал, что не хотел ехать в слишком шумный и веселый Париж, а решил отдохнуть в Л. — небольшом городишке, почти деревне, километрах в тридцати от лагеря. Это было тихое, спокойное местечко, казалось, совсем нетронутое войной. В ту же ночь слуга упаковал мои вещи, и утром, после завтрака, я уехал.
В Л. настроение у меня сразу поднялось. Улицы здесь неровные, узкие, а дома старинные, необычной архитектуры, но очень милые. Небольшая речушка петлей огибала город, который уютным гнездышком расположился в ее излучине. Ярко светило солнце, пели птицы. Пожалуй, уже больше года я не чувствовал себя так по-мальчишески легко и свободно. Комнату я снял в недорогой гостинице, надеясь, что там ничто не будет напоминать мне о войне и работе. На две недели необходимо забыть обо всем и только отдыхать.
В гостинице было очень чисто, а слуги оказались на редкость приятными и внимательными. Перед обедом я сидел на террасе и не торопясь потягивал слабенькое местное вино. Ярко светило солнце, сверкая в реке, которая мирно текла сразу же за садом. Потому ли, что я наконец был в отпуске, но жизнь казалась мне прекрасной и с каждым днем — все лучше и лучше. Настало время обеда, я направился в ресторан.
Там было немного народу. Непобедимая профессиональная привычка помимо воли заставила меня определить их занятие. В одном углу сидели два фермера, горячо обсуждая перспективы урожая. Пожилой человек, который, судя по его черному костюму и рассчитанным движениям, служил нотариусом, сидел один, сосредоточив внимание на еде. Были тут еще одна-две пары, о которых нельзя было сказать ничего определенного, но вскоре я забыл о них, заглядевшись на девушку в голубой блузке, что сидела напротив меня. Она была молода и очень красива. Хотя девушка смотрела только к себе в тарелку, что-то подсказывало мне, что она смущена, как и я.
Ты, конечно, понимаешь, что целый год я не встречался с женщинами, и ни одна из подозреваемых, к счастью, не была так прекрасна, как эта девушка. Я был еще довольно молод, не женат, а настроение у меня было праздничное, светлое.
Словом, во время обеда я то и дело украдкой посматривал на свою прекрасную соседку. Поймав, наконец, ее взгляд, я поднял стакан, как бы произнося в ее честь тост, и она ответила застенчивой улыбкой, а лицо ее залилось ярким румянцем. В конце обеда я подозвал к себе пожилого официанта и послал его передать очаровательной девушке мое восхищение ею и просьбу, не позволит ли она мне пересесть за ее стол, Я с волнением наблюдал за ним, ожидая презрительного отказа и в то же время надеясь, что его не будет. Мои робкие надежды оправдались. Зардевшись, девушка кивнула официанту и улыбнулась. Я вскочил со стула и подошел к ней.
Читать дальше