Котэ Махарадзе - Репортаж без микрофона

Сам Качалов, который играл Гамлета в постановке Гордона Крега и читал текст от автора в спектакле «Воскресенье», писал: «Многие, наверное, думают, что играть Гамлета мне трудно, но поверьте, что в «Воскресенье» я трачу в два раза больше психофизической энергии. Там ведь я все время в действии в продолжение четырех часов».

Что касается постановочной стороны спектакля, то мы не могли удержаться от удивления и восхищения. Переход с одной картины на другую совершается в три, максимум пять секунд. Как бы монументальна ни была декорация, как бы ни была перегружена сцена, переход происходит молниеносно. При этом, учтите, сцена не вращается. И уж, конечно, никакого стука молотков не слышно. Просто вместо одной сценической площадки бесшумно выплывает другая — с новыми декорациями. Так, из королевского дворца Англии мы моментально перемещаемся на поле брани, а затем за пару секунд мы «оказываемся» на французском королевском дворе, и так далее… Когда шел «Генрих IV», на протяжении пятнадцати минут лил проливной дождь. Актеры, участвующие в этой сцене, промокли до нитки. Я же все время искал взглядом лужи на сцене, но не находил. Нигде не задержалась ни одна капля. Закончилась сцена — и мы мгновенно оказываемся в импозантном королевском дворце во Франции, где все блестит и сверкает. Во время другой, батальной сцены над головами актеров незаметно начинает сгущаться туман. Он постепенно окутывает всю сцену, так что трудно даже различать фигуры актеров. И вот у задника сцены в воздухе появляется и плывет к нам «по воздуху», как святая, принцесса Франции.

Именно в тот день утром мы посетили знаменитую Британскую Национальную галерею. И невольно мелькнула мысль: наверняка эту сцену вдохновила «Венера» Боттичелли.

Нет, я не приверженец эстетики и режиссерских принципов такого театра. Но не отметить высокую постановочную культуру и незаурядный профессионализм — попросту не могу…

А сейчас — о Хиггинсе в исполнении Питера О'Тула. Этого спектакля не было в плане нашей поездки. Но когда мы, просматривая сводную афишу ста сорока лондонских театров, увидели название спектакля — «Пигмалион» — и имя Питера О'Тула, то не раздумывая отправились именно на него.

Это представление относится к категории коммерческих: собирают актеров для конкретных ролей, и среди них обязательно должна быть крупная звезда. Уже несколько лет такое практикуется и в нашей стране. Спектакль готовится месяц-полтора, затем в течение трех месяцев он идет ежедневно. На центральную роль импресарио приглашает актера, чей авторитет и популярность должны обеспечить девяносто аншлагов. Естественно, спектакли с участием Питера О'Тула всегда проходили при переполненном зале.

Софико Чиаурели — большая поклонница таланта Питера О'Тула и считает его лучшим киноартистом мира. Но…

Когда закончился первый акт, я шепнул ей, для чего, мол, нужно было приходить сюда и испытывать такое разочарование? Софико не ответила, и я принял это молчание за согласие. Но после второго акта она уже поглядывала на меня гордая и довольная, и была права: второй акт выдающийся артист провел великолепно. Третий, правда, был не совсем на том же уровне. Словом, мне трудно сказать, принял я его до конца на сцене или нет. В одном я убежден твердо: О'Тул на сцене и О'Тул на экране — явления разные. На сцене перед тобой просто хороший актер, а на экране — великолепный.

Если же говорить не об актерском мастерстве, а о решении образа, тут картина иная — Питер О'Тул предложил совершенно новый вариант. Традиционно Хиггинса играют как степенного респектабельного профессора, аристократа, который решил воспитать и ввести в высшее общество продавщицу цветов. Спектакль всегда строится на контрасте двух личностей.

Великолепно исполнил эту роль Рекс Харрисон в фильме «Моя прекрасная леди» в паре с воздушной Одри Хепберн — по тому же принципу, с незначительными отклонениями, обусловленными жанром мюзикла.

Не сочтите за нескромность, но и мне довелось сыграть роль Хиггинса — в телеспектакле «Пигмалион». Хорошо или не очень, но играл традиционно, как и все до меня. В сущности, принцип этот задан самим Шоу, как бы запрограммирован. Стоит вспомнить великолепного Серго Закариадзе в этой роли — он тоже пошел этим путем.

А вот Питер О'Тул в образе Хиггинса предстал перед нами не менее экспансивной и сумасбродной личностью, нежели Элиза Дулитл. Его Хиггинс импульсивен, несколько растерян, даже плохо воспитан. Никаких изысканных манер, глубокомысленных поступков. То он натолкнулся на большие часы, свалил и чуть не разбил их. стул выскользнул из-под него и упал. Он играл неорганизованного, неуравновешенного человека, если можно так сказать, «хулиганистого» Хиггинса. Смотрел я на сцену, что-то нравилось, что-то нет, и не мог избавиться от сожаления, что вот так, ради «новаторства», можно все поставить вверх тормашками. А когда в сцене с матерью Хиггинс снял ботинок и начал чесать ступню, это мнение окрепло. И тут же мать Хиггинса сказала фразу, которую говорят во всех спектаклях просто потому, что она написана — говорят как незначительную, проходную, и никто до Питера О'Тула не подумал о том, что эта фраза матери может стать отправной точкой для раскрытия образа. Мать говорит ему: «Кого ты можешь воспитать, когда сам невоспитан и неорганизован?» В ответ на это замечание О'Тул быстро надел ботинок, пересел на другой стул в глубине сцены, тут же скинул другой и начал азартно чесать вторую ногу.