Воспоминания и суждения современников - Ленин. Человек — мыслитель — революционер

В Берне, а затем в Цюрихе, где жил тов. Ленин в 1914–1917 годах, после смерти матери Н. К., Ленины жили уже не в двух, а только в одной комнате и без кухни. В этой одной комнате жили и работали они оба в часы, когда бывала закрыта публичная библиотека.

Буржуазия в своих писаниях изображает Ленина человеком жестким, черствым, беспощадным. Как мало знали буржуазные писаки тов. Ленина. В. И. был беспощаден, неумолим по отношению к буржуазии и социал-предателям всех стран. Но какою горячею любовью любил В. И. рабочий класс и каждого рабочего в отдельности. Как раскрывался он весь, как шёл навстречу нарастающей партийной молодежи. Он никогда не уставал разъяснять и растолковывать каждому отдельному товарищу все, в чем тому бывало трудно разобраться самому. Стоило только заявить В. И. — я не понимаю, помогите разобраться. И В. И. толковал, разъяснял до тех пор, пока все неясное становилось ясным и понятным.

Молодежь знала, ценила эту черту характера В. И. и порою ею даже злоупотребляла. Сходить к В. И. за вопросом или советом было проще простого. Мне при этом припоминается следующее событие. Товарищи Зиновьев, Владимиров и Ставский отправились из Берна в Женеву знакомиться с Плехановым и Лениным. Они потом все трое описывали эти два свидания: у Плеханова их приняли в гостиной и угостили кофе из чашечек с наперсток величиной. Помню, тов. Ставский мне говорил: и страшно же было мне — рабочему — сидеть на хрупком стульчике и прикасаться к крошечной чашечке. А тов. Плеханов, говорили они, нас все поучал и поучал. А к тов. Ленину пришли мы, нас провели к нему в комнату. Он с нами долго беседовал, а затем пригласил чай пить. Он привел нас в кухню. Там на столе стоял чайник с кипятком, чашки, хлеб, масло. Чай разливала Надежда Константиновна. Между нами завязалась оживленная беседа о положении дел в России, о делах в партии. Не хотелось уходить от Ильича, заявили мне все трое.

В. И. был всегда необычайно внимателен к «бабушке» — матери Н. К. и в особенности к Н. К.; когда Н. К. заболела, Владимир Ильич сам топил печку, помогал бабушке по хозяйству и старался, насколько возможно, избавить Над. Конст. от забот и хлопот по дому.

В. И., куда бы он ни приходил, вносил оживление и радость. Я никогда не видала В. И. унылым, в угнетенном состоянии. В. И. притихал, уходил в себя — тогда мы знали, он разрешал новые, сложные проблемы. Но решение найдено, путь намечен, и снова В. И. кипит и бурлит, и снова все полно звуков вокруг него. В. И. любил подразнить, пошутить над нами, молодежью. Но это всегда делалось таким тоном, что не только не обижались, а вместе с ним со смеху покатывались.

С В. И. было легко, радостно работать. В Кракове в период 1912–1914 годов мне поручено было заведовать транспортом нелегальной литературы для России. В такой работе бывают часто неудачи, провалы. После каждого провала ходишь, бывало, как убитая.

— Ну, что, опять вы всеми соседями недовольны? (поговорка Ильича) — спрашивает бывало Ильич.

— Да, плохо. Опять провал. Не знаю, что и делать.

— Да вы начните сначала, на этот раз, наверное, все пойдет хорошо, — обычно бодро отвечал тов. Ленин.

И мы начинали сначала и снова работали, ибо знали, что В. И. интересуется работой, интересуется каждой доставленной в Россию газетой или брошюрой.

Частенько сиживали мы в Кракове без денег. Приходит В. И., видит, что-то у меня не ладится.

— В чем дело?

— Да вот, В. И., денег нет, нечем работать.

— А вы и голову повесили. Вы разве не знаете, что нет денег— перед деньгами. Будут деньги.

— Откуда?

— Не все ли равно. А вы пока работайте.

И мы пока работали, ибо Ильич внушил нам бодрость.

А как горячо любил В. И. свою мать! Каким нежным, внимательным сыном был он! Каким горячо любящим братом был он! Владимир Ильич частенько говорил о своей младшей сестре Манюше (Марии Ильиничне, редакторе «Московской правды»). Говорил он о ней всегда нежно, с такою ласкою, что я, не зная ее, думала, Манюша — это маленькая девочка.

Только тот, кто не знал Ильича, только те, кого Ильич от всей души ненавидел, — буржуазия могли говорить об Ильиче как о черством, жестком человеке. В. И. умел так же горячо любить рабочий класс и его друзей, как он умел ненавидеть врагов его.

Тов. Ленин, у которого никогда не было своих детей, горячо любил детей. Мне Надежда Константиновна рассказывала, как Ильич привязался в ссылке к Мише— мальчику одного из товарищей и как тяжело ему было, когда отец отказался отдать мальчика Лениным, когда они должны были уехать из ссылки. Мне пришлось наблюдать любовь В. И. к моему сынишке — Степе. Когда Степа родился, В. И. к нему долго присматривался и все спрашивал, почему он плачет. Когда Степа начал подрастать, ходить и говорить, между ним и В. И. установилась горячая привязанность. В. И. бурно, весело, с увлечением играл со Степой. Он никогда не уставал лазить под кровать и диван за мячом Степы. Он носил Степу на плечах, бегал с ним взапуски и исполнял все повеления Степы. Иногда В. И. и Степа переворачивали все вверх дном в комнате. Когда становилось особенно уж шумно, я пыталась их остановить, но Ильич неизменно заявлял: «Не мешайте, мы играем».