Воспоминания и суждения современников - Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Владимир Ильич встал из-за стола и говорил все это отчетливо и ясно, с подъемом. Петр Алексеевич откинулся на спинку кресла и с большим вниманием слушал пламенные слова Владимира Ильича, и после этого перестал говорить о кооперации.

— Конечно, вы правы, — сказал он, — без борьбы дело не обойдется ни в одной стране, без борьбы самой отчаянной…

— Но только массовой, — воскликнул Владимир Ильич, — нам не нужна борьба и атентаты (Атентата — покушение (франц. attentat). Ред.) отдельных лиц, и это давно пора понять анархистам. Только в массы, только через массы и с массами… Все остальные способы, и в том числе анархические, сданы историей в архив, и они никому не нужны, они никуда не годятся, никого не привлекают и только разлагают тех, кто так или иначе завлекается на этот старый избитый путь…

Владимир Ильич вдруг остановился, очень добро улыбнулся и сказал:

— Простите, я, кажется, увлекся и утомил вас, но вот мы все такие — большевики: это — наш вопрос, наш конек, и он так нам близок, что мы не можем о нем говорить спокойно.

— Нет, нет, — ответил Кропоткин. — Если вы и ваши товарищи все так думают, если они не опьяняются властью и чувствуют себя застрахованными от порабощения государственностью, то они сделают много. Революция тогда действительно находится в надежных руках.

— Будем стараться, — добродушно ответил Владимир Ильич.

— Нам нужны просвещенные массы, — сказал Владимир Ильич, — и как бы хотелось, чтобы, например, ваша книжка «Великая французская революция» была бы издана в самом большом количестве экземпляров. Ведь она так полезна для всех.

— Но где издавать? В Государственном издательстве я не могу…

— Нет, нет, — лукаво улыбаясь, перебил Петра Алексеевича Владимир Ильич, — зачем? Конечно, не в Госиздате, а в кооперативном издательстве…

Петр Алексеевич одобрительно покачал головой.

— Ну, что ж, — сказал он, видимо обрадованный и этим одобрением, и этим предложением, — если вы находите книжку интересной и нужной, я согласен ее издать в дешевом издании. Может быть, найдется такое кооперативное издательство, которое захочет принять ее…

— Найдется, найдется, — подтвердил Владимир Ильич, — я уверен в этом…

На этом разговор между Петром Алексеевичем и Владимиром Ильичом стал иссякать. Владимир Ильич посмотрел на часы, встал и сказал, что он должен идти готовиться к заседанию Совнаркома. Он самым любезным образом распрощался с Петром Алексеевичем и сказал ему, что будет всегда рад получать от него письма. И Петр Алексеевич, распрощавшись с нами, направился к выходу. Мы вместе с Владимиром Ильичом провожали его.

— Как устарел, — сказал мне Владимир Ильич. — Вот живет в стране, которая кипит революцией, в которой все поднято от края до края, и ничего другого не может придумать, как говорить о кооперативном движении. Вот — бедность идей анархистов и всех других мелкобуржуазных реформаторов и теоретиков, которые в момент массового творчества, в момент революции, никогда не могут дать ни правильного плана, ни правильных указаний, что делать и как быть. Ведь если только послушать его на одну минуту — у нас завтра же будет самодержавие и все мы, и он между нами, будем болтаться на фонарях, а он только за то, что называет себя анархистом. А как писал, какие прекрасные книги, как свежо и молодо чувствовал и думал, и все это — в прошлом, и ничего теперь… Правда, он очень стар и о нем нужно заботиться, помогать ему всем, чем только возможно, и делать это особенно деликатно и осторожно. Он все-таки для нас ценен и дорог всем своим прекрасным прошлым и теми работами, которые он сделал. Вы, пожалуйста, не оставляйте его, смотрите за ним и его семьей и обо всем, что только для него нужно, — сейчас же сообщайте мне, и мы вместе обсудим все и поможем ему.

Продолжая говорить о Петре Алексеевиче и его сверстниках, мы пошли с Владимиром Ильичом по Кремлю, к зданию Совнаркома, где через пятнадцать минут должно было открыться очередное заседание нашего правительства.

Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения М. 1963. Т. 3. С. 399— 406

Интересно и необходимо отметить здесь, что несколько после, когда Владимир Ильич уже более регулярно принялся за работу в Совнаркоме, он, внимательно читая множество газет, особенно вышедших во время его болезни, был воистину огорчен тем безмерным восхвалением и возвеличением его личности, которое глубоко, искренне, непроизвольно выливалось как во всех органах нашей печати, так и в бесконечном количестве телеграмм, адресов и писем, сыпавшихся, как из рога изобилия, со всех концов нашей страны.