Петр Балаев - Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущёва

И продолжали наращивать агитационную работу среди рабочих. На 1 мая провели грандиозную маевку, которую уже охраняла боевая дружина. Полицейские попробовали это дело пресечь, вычислили через шпиков, где будет проходить митинг, навесили на себя наганы и «селедки», пошли разгонять и арестовывать активистов. Пришли. Увидели в пригородном лесу гуляющих с гармошками парней. Это боевая дружина устраивала для полиции представление. Прочесали лес — никого. Маевка была в другом месте. После митинга народ оттуда повалил в город. Шли с красными флагами, которые соорудили из женских красных платков. Прошли прямо через железнодорожный вокзал, как раз к приходу пассажирского поезда, потом с пением «Варшавянки» — через весь город. Пока полицейские бежали рысью от места, где их так жестоко обломили, в город — там уже было тихо. Никого. Только обыватели откровенно хохотали над потными от бега представителями власти.

И едва всё не пошло прахом из-за элементарной спешки и самонадеянности. После прекращения забастовки хозяева завода Гартмана очухались и принялись снова закручивать гайки, часть требований так и осталась неудовлетворенной. Решили додавить их новой забастовкой, которую начали 8 июля. Климент Ефремович потом сам, вспоминая те события, указал на ошибки, допущенные при её проведении: не учли того, что активно вмешается в события полиция и не в полной мере использовали силу уже окрепшей боевой дружины.

В разгар забастовочного собрания на заводской двор ворвались несколько сот полицейских. Стреляя в воздух, они стали вытеснять людей с территории завода, началась паника, люди бросились врассыпную, основная масса — к реке Лугань, окаймляющей территорию предприятия. Ворошилов с комитетчиками в этой группе попытались навести хоть какой-то порядок, задержать полицию, дать людям переправиться через мелководную речку, но их отсекли от толпы и окружили. Прямо на месте начали избивать, сбили с ног и затоптали сапогами. Клим потерял сознание. Очнулся в заводском полицейском участке (полицейский участок на частном заводе!), там избиение продолжалось до полуночи. Били саблями в ножнах, рукоятками револьверов…

В полночь принесли веревки, приказали избитым людям подняться. Они уже не могли даже встать. Их выволакивали во двор, связывали попарно, потом сбили всех в кучу и опутали веревкой всю группу. Под конвоем полицейских и конных казаков повели через город. Пристав напутствовал конвой:

— Господа! Это опасные преступники и враги царя! При малейшем вмешательстве толпы — ликвидировать!

По пути к конвою присоединяли новых избитых арестованных — в городе шла облава.

К городскому полицейскому управлению подконвойных доставили только к утру — все были избиты так, что их чуть не волоком приходилось волочь. В управлении переписали фамилии и отправили дальше — в городскую тюрьму. Клима выделили из общей группы, бросили в карцер, снова начали бить, он снова потерял сознание. Очнулся к вечеру следующего дня… И через несколько дней начал руководить и депутатским собранием, и большевистским комитетом. Находясь в тюрьме. Сначала Анна Лукинична Гущина, работница завода, выдав себя за мать Ворошилова, стала ежедневно приносить ему передачи и сообщения с воли, уносила с собой инструкции и указания. Потом… надзиратели же в городе жили, а не на Марсе. Идти со службы и бояться, что тебя пришибут работяги где-нибудь в переулке — не очень приятно. Да и сами надзиратели — не потомки буржуев и помещиков. Служащие. Получилось, что сама полиция посадила актив Луганской организации на казенные харчи и обеспечила ему охрану, а в лице служащих тюрьмы предоставила бесплатную курьерскую службу.

И никак не могла понять, что происходит в городе, почему народ не спрятался под плинтус, а стал еще активнее. Полицейские репрессии привели к противоположному результату: большевистская организация после неудачной забастовки не сократилась, а начала расти как на дрожжах, ее численность достигла 2000 человек.

Кстати, это в сравнительно небольшом городе, и не в 1917, а в 1905 году. Как-то эта цифра не очень соотносится с тем, как кургиняны представляют ленинскую партию. «Малочисленная секта меченосцев». Ну-ну…

Лето и осень в Луганске были веселыми. Стачки, забастовки, митинги — как везде. Только были «нюансы». По всей стране, особенно по губерниям юга, прошла волна еврейских погромов. Царизм пытался слить недовольство властью в канализацию, в черносотенный национализм. Луганские националисты тоже попробовали свои силы в верноподданническом антисемитизме. Евреев в рабочем городе было не очень много, да и абсолютное их большинство были такими же полунищими трудягами, как и русские с украинцами. Среди заводских рабочих черносотенцев, понятное дело, почти не было. Только единицы из среды прикормленной хозяевами верхушки. Опора черносотенства — мелкий лавочник и люмпен. Как и немецкого фашизма, его идейного собрата. Да и в нынешнем нашем национализме — тот же контингент.