Летом 1971 г., гуляя с женой в Переделкино под Москвой, я неожиданно встретил Андрея с его второй женой Еленой Георгиевной (Люсей) Боннэр, которую до этого не знал. А.С. в то время собирал подписи под письмом в правительство с призывом отменить в нашей стране смертную казнь. Я сказал Андрею, что, по-моему, отмена смертной казни — не первое, чего следовало добиваться в те годы в СССР, и добавил, что смертную казнь за террористические акты лучше было бы сохранить, чтобы не множить захваты заложников с целью освобождения арестованных террористов. Андрей тут же возразил: "Нет, не может быть закона, требующего убийства людей. А ты подумал о тех, кто будет приводить в исполнение смертную казнь?" Он говорил медленно, как бы убеждая самого себя, но я уверен, что все это было им тщательно продумано перед началом кампании по сбору подписей. Не помню уже, что я ему ответил; сейчас я думаю, что тогда прав был он, а не я.
Осенью следующего года мы с женой столкнулись с Андреем и Люсей в буфете гостиницы «Иберия» в Тбилиси, куда приехали на несколько дней. Двое моих грузинских аспирантов предложили на следующий день повезти нас на автомобилях в древнюю столицу Грузии Мцхету и к храмам Атени и Кинцвисси вблизи Гори, знаменитым очень интересными фресками XII в. Я тут же пригласил Андрея и Люсю поехать вместе с нами, на что они с радостью согласились. (К чести грузинской интеллигенции надо сказать, что оба мои аспиранта, так же как и их родители, — профессора Тбилисского университета, узнав о приглашении Сахаровых, сказали, что для них это большая честь; я не уверен, что в 1972 г. реакция на такое приглашение у многих московских интеллигентов была бы такой же.) Поездка оказалась чудесной; я впервые увидел тогда, как Андрей умеет радоваться памятникам культуры. Вместе с нами в этой поездке приняла участие сестра моей жены и бывший тогда ее мужем Юра Тувин, который тут же влюбился в Андрея Дмитриевича и позже трогательно ухаживал за ним и Люсей в Москве, помогая им чем только можно.
Благодаря дружбе с Ю.Тувиным я неожиданно оказался свидетелем того, как А.С. узнал о присуждении ему Нобелевской премии мира в 1975 г. Осенью этого года, когда Люся уехала на Запад лечиться, А.С. договорился прийти как-нибудь вечером в гости к Юре вместе с матерью Люси Руфью Григорьевной. Когда день был назначен, Юра позвонил мне и предложил зайти к нему, чтобы провести вечер в приятной компании (но не сказал, кто у него будет — имя Сахарова тогда предпочитали по телефону не называть; я тоже не спросил, о ком идет речь, понимая, что раз он не говорит, значит и спрашивать не надо). Неожиданно оказалось, что именно в этот день в Осло было объявлено о присуждении Сахарову Нобелевской премии. Множество журналистов сразу же попыталось связаться с новым лауреатом, но телефон у него дома молчал и никто не знал, как его найти. Наконец кто-то из друзей Сахарова (кажется, Лидия Корнеевна Чуковская, которой Юра тоже много помогал) в ответ на очередной звонок из-за рубежа сказал, что Сахаров возможно находится у Тувина, и указал его номер телефона и адрес. Ничего не подозревая, я пришел к Юре как раз в тот момент, когда в квартиру хлынул поток иностранных журналистов и связанных с Сахаровым правозащитников. Этот вечер мне хорошо запомнился — он был очень радостным (меньше всего радовался, как мне кажется, сам Андрей), но из идеи Юры Тувина уютно посидеть в тесной компании, естественно, ничего не получилось.
На следующий день мы с Юрой еще раз пошли отпраздновать присуждение премии домой к Андрею на улицу Чкалова, где собралось много наших знакомых, пришедших по тому же поводу. Опять все много и громко говорили, но сам А.С. лишь слушал других и отвечал на вопросы. Телефон в этот вечер звонил не переставая, причем большинство звонков было из-за границы. Поэтому трубку брал Л.З.Копелев, знающий несколько иностранных языков; он же переводил ответы Сахарова на задаваемые по телефону вопросы иностранных корреспондентов. Когда Копелев ушел и снова позвонили откуда-то из-за рубежа, Юра Тувин обратился ко мне: "Возьми трубку, ты же можешь говорить по-английски". Не знаю, заметил ли Сахаров мое смущение или же просто догадался, что мне это может быть неприятно, но он тут же вмешался: "Нет, тебе не стоит говорить от меня по телефону". (Мне действительно не хотелось говорить по этому, безусловно прослушиваемому, телефону с заграницей — я был уверен, что такой разговор обязательно привлечет ко мне внимание КГБ.)
Читать дальше