2. Ни суд, ни ЦК мне не поверят о том, что я не виновен. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ее старость и воспитать мою дочь.
3. Прошу не репрессировать моих родственников — племянников, т. к. они совершенно ни в чем не повинны.
4. Прошу суд тщательно разобраться с делом Журбенко [127] Журбенко А.С. — выдвиженец Ежова. С мая по сентябрь 1938 г. — начальник Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД, с сентября по ноябрь 1938 г. — начальник московского управления НКВД. Арестован 15 ноября 1938 г. Расстрелян 15 февраля 1940 г. На очной ставке с Журбенко, состоявшейся 14 июня 1939 г., Ежов дал показания о его участии в деятельности заговорщицкой организации, созданной в НКВД.
, которого я считал и считаю честным человеком и преданным делу Ленина-Сталина.
5. Я прошу передать Сталину, что все то, что случилось со мною, является просто стечением обстоятельств, и не исключена возможность, что и враги приложили свои руки, которых я проглядел.
Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах» {492} 492 Там же. Л. 184–186. (Выдержки из последнего слова Н. И. Ежова в суде впервые были опубликованы в газете «Совершенно секретно» в № 4 за 1992 г.).
.
Выслушав все это, судьи удалились на совещание, но отсутствовали недолго, поскольку результат судебного разбирательства был известен заранее. По возвращении председатель Военной коллеги В. В. Ульрих зачитал приговор. В нем были перечислены все обвинения в адрес Ежова, содержавшиеся в обвинительном заключении, и в конце определялась мера наказания — расстрел с конфискацией имущества.
4 февраля 1940 года комендант НКВД В. М. Блохин получил за подписью Ульриха предписание немедленно привести в исполнение приговоры к высшей мере наказания, которые Военная коллегия Верховного Суда СССР вынесла накануне тринадцати подсудимым. Помимо Ежова, в списке значились фамилии еще нескольких известных чекистов, в том числе заместителя Ежова М. П. Фриновского, начальника Контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД Н. Г. Николаева-Журида и начальника Особого отдела ГУГБ НКВД Н. Н. Федорова. Среди других осужденных были, в частности, командующий Северным флотом К. И. Душенов, бывший первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии, а затем нарком земледелия СССР Р. И. Эйхе, несколько функционеров среднего звена и совсем уж никому не известный М. В. Дьячук, родом с Украины, работавший сельскохозяйственным рабочим в Германии и являвшийся членом компартии Германии и, одновременно, ВКП(б). В июне 1939 года он непонятно зачем перешел государственную границу СССР, был арестован и вот теперь по обвинению в шпионаже приговорен к расстрелу.
Как и предписывалось, приговор был немедленно приведен в исполнение, однако лишь в отношении десяти человек из тринадцати. Ежов, Фриновский и Николаев-Журид в этот день казнены не были. Ежова и Николаева-Журида расстреляют 6 февраля, а Фриновского еще два дня спустя. Почему исполнение приговора по ним было задержано и что происходило с самими осужденными в эти дни и часы до расстрела — неизвестно.
Арест Ежова самым непосредственным образом отразился и на судьбе его ближайших родственников. В день ареста под стражу были взяты также трое его племянников: Анатолий — инженер-механик Центрального научно-исследовательского института авиамоторостроения, Виктор — студент Московской промышленной академии им. Кагановича и Сергей, работавший утюжельщиком в одной из швейных мастерских.
Как уже упоминалось ранее, в ходе допроса 19 июня 1939 года из Ежова были выбиты показания, согласно которым Анатолий и Виктор разделяли его антисоветские взгляды и даже сочувствовали его террористическим настроениям. После этого за племянников взялись всерьез. Первым удалось сломить Анатолия. Он не только «признался» в том, что знал о террористических намерениях Ежова, но и сообщил, что готов был вместе с братом Виктором оказывать всяческое содействие в осуществлении этих преступных замыслов.
После очной ставки с Анатолием вынужден был сдаться и Виктор. В конце января 1940 года оба они предстали перед Военной коллегией Верховного Суда СССР и были приговорены к расстрелу. Так что, когда Ежов в своем последнем слове на суде просил пощадить его ни в чем не повинных племянников, двоих из них уже не было в живых.
Что касается Сергея, то он не был особенно близок к Ежову и потому пострадал меньше своих братьев. Постановлением Особого совещания при НКВД от 23 октября 1939 г. его как социально-опасного элемента приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей.
Читать дальше