Мохандас Ганди - Моя жизнь

Этот и другие эксперименты укрепили мою веру в домашние средства, и я стал применять их гораздо смелее. Я пробовал лечение землей и водой, а также воздержанием в пище в случае ранений, лихорадки, диспепсии, желтухи и других заболеваний, и в большинстве случаев лечение это было успешным. Однако теперь у меня нет той уверенности, которая была в Южной Африке, к тому же опыт показал, что такие эксперименты часто сопряжены с явным риском.

Я ссылаюсь здесь на эти эксперименты не для того, чтобы убедить в исключительной эффективности своих методов лечения. Даже медики не могут претендовать на это в отношении своих экспериментов. Я хочу только показать, что тот, кто ставит себе целью проводить эксперименты, должен начинать с себя. Это дает возможность скорее обнаружить истину, а бог всегда помогает честному экспериментатору.

Риск, сопряженный с проведением опытов по установлению и развитию тесных контактов с европейцами, был столь же серьезен, как и риск, связанный с лечением домашними средствами. Только риск этот разного свойства. Впрочем, устанавливая контакты, я никогда не думал о риске.

Я предложил Полаку поселиться со мной, и мы стали жить, как родные братья. Дама, которая вскоре должна была стать м-с Полак, была помолвлена с ним несколько лет, но свадьбу все откладывали до более подходящего момента. У меня создалось впечатление, что Полак хотел скопить немного денег, прежде чем обзавестись семьей. Он гораздо лучше меня знал Раскина, но европейское окружение мешало ему немедленно претворить в жизнь учение Раскина. Я стал убеждать Полака: «Когда есть обоюдное сердечное влечение, как в вашем случае, не следует откладывать свадьбу из-за одних лишь финансовых соображений. Если бедность — препятствие к браку, бедные люди никогда не женились бы. А кроме того, вы теперь живете у меня и потому можете не думать о домашних расходах. По-моему, вы должны жениться как можно скорее».

Как я уже говорил, мне никогда ни в чем не приходилось убеждать Полака дважды. Он признал мои доводы правильными и немедленно вступил в переписку об этом с будущей м-с Полак, жившей тогда в Англии. Она с радостью приняла это предложение и через несколько месяцев приехала в Иоганнесбург. Ни о каких расходах на свадьбу не могло быть и речи, не сочли даже нужным заказать специальное платье. Для освящения их брачного союза не было необходимости в религиозном обряде. М-с Полак по рождению была христианкой, а Полак еврей. Их общей религией была религия нравственная.

Упомяну мимоходом о забавном случае, происшедшем в связи с их женитьбой. Человек, регистрировавший браки в Трансваале между европейцами, не имел права регистрировать браки черных и вообще цветных. На свадьбе, о которой идет речь, я выступил в качестве свидетеля. Дело не в том, что не нашлось знакомых среди европейцев для выполнения этой обязанности, просто Полак даже не думал об этом. Итак, втроем мы отправились к регистратору. Разве он мог быть уверен в том, что люди, вступающие в брак, при котором в качестве свидетеля фигурирую я, действительно белые? И он предложил отложить регистрацию, чтобы навести нужные справки. Следующим днем было воскресенье. Понедельник тоже был неприсутственный день — день нового года. Отодвигать по столь несущественному поводу заранее назначенный день свадьбы казалось несуразным. Будучи знаком с мировым судьей, который вместе с тем был начальником регистрационного ведомства, я предстал перед ним вместе с молодой четой. Рассмеявшись, он дал мне записку к регистратору, и брак был должным образом зарегистрирован.

До той поры европейцы, селившиеся в моем доме, были более или менее мне знакомы. Теперь же в нашу семью вступила английская женщина, совершенно нам чужая. Не могу припомнить, чтобы у нас возникали разногласия с молодой четой, и, если между м-с Полак и моей женой и бывали недоразумения, в них ничего не было такого, чего не случалось бы в самых дружных вполне однородных семьях. А ведь моя семья была самой разнородной: в нее свободно допускались самые разные люди с различными характерами. Стоит задуматься над этим, чтобы убедиться, что различие между разнородными и однородными семьями мнимое. Все мы — члены одной семьи.

В этой главе я упомяну и о свадьбе Уэста. В ту пору моей жизни мысли о брахмачарии у меня еще не вполне созрели, и я увлекался идеей поженить всех своих холостых друзей. Поэтому, когда Уэст поехал в Лоу повидаться с родителями, я посоветовал ему вернуться женатым. Нашим общим домом был Феникс, и поскольку мы считали, что все станем фермерами, нас не пугали браки и их естественные последствия. Уэст возвратился с женой, прекрасной молодой женщиной из Лейстера. Она происходила из семьи рабочего одной из лейстерских обувных фабрик. М-с Уэст и сама имела некоторый опыт работы на этой фабрике. Я назвал ее прекрасной по той причине, что меня сразу же привлекла ее нравственная красота. Истинная красота заключается все-таки в чистоте сердца. С м-ром Уэстом приехала и теща. Старушка еще и теперь жива. Она всех нас пристыдила своим трудолюбием, душевной энергией и веселым нравом.