Павел Козлов - 'Илы' летят на фронт

Бортмеханик проворно прыгает на крыло самолета и через открытую форточку фонаря кабины кричит летчику: "Ну как - "убит"?

Отрываясь от записей, летчик кричит в ответ: "Убит", и показывает большой палец. На нашем жаргоне это означает, что полет прошел успешно. Летчик открывает фонарь кабины и кричит бортмеханику:

- Мотор подтряхивает на номинале, наверное, нужно чуть убрать наддув и посмотреть свечи. Вот послушай.- Он увеличивает обороты, бортмеханик втискивается головой в кабину; его корпус и ноги треплет воздушный вихрь. Они с летчиком прислушиваются к могучему рокоту. Но вот двигатель выключен, и бортмеханик с летчиком уже на земле заканчивают свой диалог.

Летчик: "Машину немного валит вправо, на один оборот подверни тягу триммера. О моторе мы договорились. Остальное в порядке".

Бортмеханик: "Все будет сделано, свечи заменим. Можно готовить сдаточный?"

Летчик: "Готовьте".- Он уходит оформлять полетный лист, куда запишет свои замечания по полету. А бортмеханик с помощниками и контрольным механиком принимаются устранять отмеченные пилотом неисправности и готовить машину к следующему полету, в который отправится уже военный летчик-приемщик.

Конечно, бывает и так, что испытатель привозит и более серьезные замечания, для устранения которых потребуется многочасовая работа специалистов, а затем и повторный контрольный полет.

Военный летчик, в свою очередь, может обнаружить на самолете какие-то неполадки, для устранения которых тоже потребуется время. А его-то как раз и нет у бортмеханика и его бригады - на очереди стоят следующие самолеты, от них уже тесно на площадке, а солнце неумолимо катится к закату...

Нелегко, ох, как не легко было работникам ЛИСа успевать за всем заводским коллективом, своевременно отрабатывать и сдавать огромное и все возрастающее количество штурмовиков.

И в этой сложной обстановке главную роль в организации труда на ЛИСе сыграло плановое начало.

- На основе опыта отработки большого количества самолетов еще в Воронеже,- рассказывал автору Д. Н. Сиренко,- мы получили возможность установить конкретные нормы в часах на выполнение той или иной операции. Были разработаны и выдавались бригадам почасовые графики отработки самолетов: столько-то на отстрел оружия, столько - на заправку бензином и маслом - на расконсервацию мотора и т. д. Работа по этим графикам подкреплялась экономическими стимулами, прогрессивно-премиальной системой.

Но, должен сказать,- продолжает Дмитрий Николаевич,- что эти организационные мероприятия смогли дать ощутимый результат в основном потому, что на ЛИСе годами подбирался и ко времени войны сформировался исключительно работоспособный коллектив специалистов высокой квалификации, людей, влюбленных в свое трудное дело, энтузиастов авиации. Я не могу пожаловаться ни на одну бригаду, все работали отлично. Но в моей памяти глубоко запечатлелось имя Михаила Никулина - бортмеханика уникального, который со своей бригадой систематически, ежемесячно сдавал самолетов больше других бригад. В отдельные месяцы количество отработанных и сданных передовиками самолетов доходило до трех десятков, тогда как средняя норма едва превышала половину этой величины. Такие успехи являлись результатом чрезвычайно организованного труда, величайшего умения и предельного напряжения всех сил каждого работника. Немало потрудились и мой заместитель по аэродромному цеху М. А. Шишкин, начальники участков И. П. Сорокин, В. И. Лопухов, а также старшие бортмеханики: Смирницкий, Политов, Николаев и многие другие.

На ЛИСе, кроме отмеченной группы наземных специалистов, подобрался боевой коллектив высококвалифицированных летчиков-испытателей. Многие из них были военными летчиками и еще в конце тридцатых годов приказом Наркома обороны откомандированы к нам на завод. Так, вскоре после финской войны к нам прибыли два однополчанина - Е. Н. Ломакин и В. А. Комаровский.

Это были опытные и смелые летчики. Рядом они сражались в бою, вместе служили и вот теперь вместе испытывали грозные "илы". Комаровский в одном из испытательных полетов погиб. Ломакин сейчас в отставке. Он бодр и энергичен, много сил отдает общественной работе. Встретившись с ним, я поинтересовался у Евгения Никитовича, чем можно объяснить тот факт, что при огромном количестве испытательных полетов, проведенных у нас в годы войны, летные происшествия на нашей испытательной станции действительно были весьма редки?