Анатолий Краснопольский - Четыре тысячи историй

И вдруг:

- Падает пульс.

В руках хирурга застыл скальпель.

Дыхание больного катастрофически слабело. И вот...

остановилось сердце. Мгновенно длинная игла понесла спасение - укол в сердце. Безрезультатно. Хирург массирует левую сторону груди. Сердце не работает. Наступила клиническая смерть.

А там, в коридоре, мать Ясникова. Она ждет, надеется, верит.

Полковник Максимов продолжал массировать грудь.

Глаза ассистентов напряженно следили за хирургом. Лицо его было сосредоточенным, на лбу сбежались морщипы. И каждый понимал: он не отступит. Но что же, что сейчас будет предпринято?

Василий Петрович протянул руку в сторону Нины Васильевны. "Чего он хочет?" - Медсестра растерянно дотрагивалась то до одного, то до другого инструмента.

И тогда, как несколько лет назад, он забарабанил по краю стола и крикнул:

- Йод!

Решение было принято мгновенно. Теперь все поняли: хирург будет вскрывать грудную клетку. И он вскрыл. Пригодились Нине Васильевне ранорасширители, ох как пригодились! Через несколько секунд врач взял в руку сердце. С первого взгляда оно почему-то казалось перламутровым, темно-вишневое, с синей сеткой сосудов, сердце было в точности таким, каким рисуют его в атласах. Но и как в атласах, оно было недвижимо.

На оживление сердца у врача есть только четыре минуты. Если оно заработает спустя пять минут, то человек, оживший на столе, проснется неполпоцеппым, лишенным рассудка на всю жизнь. Только четыре минуты!

Врач сжимал и разжимал руку. По лицу потекли струйки пота. Это был крик, которого никто не услышал. Врач призывал на помощь всего себя, а рука его работала, работала, работала. И вдруг первые робкие удары...

Не надо видеть хирурга после операции. Однажды Михаил Степанович встретил своего друга перед началом его работы. Он пришел в лабораторию к Людмиле Ивановне посмотреть последние, самые свежие анализы.

Спокойная, ровная походка. Вид сильного, собранного человека. А потом встреча спустя восемь часов. Нет, не надо видеть врача в этот час. Михаилу Степановичу хирург показался спринтером, упавшим на финише.

А может, изможденным марафонцем... Нет, все не то.

Замполит тогда только молча пожал ему руку, никакие слова были не нужны...

Василий Петрович тихо и незаметно вошел в кабинет, положил свои усталые, в густых огненных веснушках руки на плоскость стола. Улыбается Марина, словно говорит: "Ничего, ничего. Все будет хорошо..." От тишины звенит в ушах. А мимо кабинета, мимо ожидающей матери на каталке провезли Ясникова с бьющимся сердцем.

Сутки Василий Петрович не отходил от постели Ясникова, сутки не появлялся дома. Всполошилась тогда Людмила Ивановна, позвонила Костиным. Михаил Степанович пришел в отделение.

- Тебе отоспаться нужно, - без пажима, словно между прочим, посоветовал он другу. - В случае чего позвонит дежурная медсестра.

- В данном случае меня не очень устраивает доклад медсестры, да еще по телефону, - резко возразил Василий Петрович. - Ты вообще зачем пожаловал?

- Затем, чтобы сказать: ты должен отдохнуть. И все.

- А если я потеряю человека?

- А если мы потеряем двух человек?

Василий Петрович устало улыбнулся:

- Шутить изволите.

- Я не шучу. Оперирующий врач подвергается такой же опасности, как и тот человек, которого он оперирует.

- Может быть, - устало сказал Максимов. - Но теория не всегда дружит с практикой. Тут вечные, конфликты.

Внезапно распахнулась дверь. Вошел ординатор майор Коваленко, положил папку на стол и доложил:

- Больной Алексей Кривонос, наезд автомобиля.

- Вот видишь. - Начальник отделения раскрыл новую историю болезни.

Делать было нечего. Замполит тихо закрыл за собой дверь.

- Предстоит ампутация обеих ног, - сказал Коваленко.

- Чей это приговор? - сурово спросил полковник Максимов.

- Сопровождающий сказал.

- И больной знает? - Василий Петрович нахмурился, сел в кресло, прикрыл ладонью усталые глаза. - Мода века, - проговорил он раздумчиво. - Читали статью в последнем номере "Литературки"?

- Читал, - ответил Коваленко.

В статье говорилось о том, что в наше время, время интеллектуализма, время всеобщей информации, некоторые светила сознаются, как в открытии, что они взяли за правило сообщать своим пациентам правду в глаза.

Например, что у больного рак и жить ему осталось не более месяца.

- Что вы думаете по этому поводу? - спросил Василий Петрович.

- Во-первых, не предугадаешь, через месяц ли, ведь двух одинаковых случаев никогда не бывает. Во-вторых, такое отношение к больному не смелость врача, а его бессилие и бездушие.