Агата Кристи - Расскажи, как живешь

Мы потихоньку ускользаем, и Макс задумчиво спрашивает: почему никто из рабочих не прикончит Абд эс-Салама? Лично он сделал бы это обязательно!

Кочка возражает: рабочим эти разглагольствования нравятся. И он, похоже, прав. Они энергично кивают, соглашаясь. Один другому говорит:

— Да, все верно. Нам привозят воду, это настоящая щедрость. Он прав, мы счастливые люди. Этот Абд эс-Салам мудрый человек.

Кочку раздражает подобное раболепство, но я не совсем с ним согласна. Вспоминаю, как все мы в детстве любили сказки о добрых и благородных людях. А арабы, даже будучи взрослыми, сохраняют эту детскую непосредственность. Старый Абд эс-Салам им больше по душе, чем молодой и не столь почтительный Алави.

Кроме того, выясняется, что Абд эс-Салам — великолепный танцор; по вечерам во дворе нашего дома в Браке собираются мужчины и часами пляшут под его предводительством. Как они могут после этого вставать в пять утра и идти на работу — для меня великая загадка. Как и то, что обитатели деревень в трех, пяти и даже десяти километрах от раскопок ухитряются прибывать на работу минута в минуту. Часов у них нет, а им приходится вставать кому за двадцать минут, а кому и за час до восхода солнца. И как им это удается! Столь же удивительно видеть их после фидоса — за полчаса до заката: в воздух летят пустые корзины, слышится хохот, и люди, подняв кайло на плечо, бегут — да-да, именно бегут, а не идут домой в деревню — за несколько километров отсюда! В течение дня у них только два перерыва: полчаса на завтрак и час на ленч.

Питаются они, по нашим понятиям, очень скудно. Конечно, работают они, что называется, с ленцой, — если не считать внезапных вспышек энергии среди дня, сопровождаемых взрывом общей веселости, — но ведь это тяжелый ручной труд! Пожалуй, кайловщику легче остальных — разбив кайлом твердую как камень землю, можно посидеть, покурить, пока землекопы совковыми лопатами наполняют корзины. Корзинщики не имеют таких перерывов, поэтому с полным моральным правом устраивают их себе сами-то еле-еле плетутся, то чересчур долго роются в высыпанной земле.

Вообще народ здесь в основном очень здоровый. Воспаление глаз или запор — вот, пожалуй, и все здешние болезни. Западная цивилизация принесла им также туберкулез, но все равно живучесть местных обитателей поразительна.

Бывает, в драке один другому рассечет голову, кровь хлещет, на рану страшно смотреть Пострадавший просит сделать ему перевязку и очень удивляется, когда мы отсылаем его домой. С чего бы это он бросит работу? Ах, это! Так ведь голова совсем не болит! И за два-три дня рана полностью затягивается, несмотря на ужасающие снадобья, которыми он, несомненно, лечится дома.

У одного рабочего на ноге образовался обширный абсцесс. Макс приказал ему отправляться домой, поскольку у бедняги явно поднялась температура.

— Не бойся, я оплачу тебе полный рабочий день.

Тот, поворчав, уходит. Но после полудня Макс снова видит его на раскопке.

— Ты почему здесь? Я же отправил тебя домой!

— Да ведь я и пошел домой, хваджа. — Между прочим, деревня его в восьми километрах. — Пришел, а там такая скучища. Поговорить не с кем. Одни женщины! Я и пришел назад. И правильно сделал — нарыв-то прорвался!

Сегодня возвращаемся в Шагар, а полковник и Кочка нас сменяют. Какое это блаженство — вернуться домой! По прибытии мы обнаруживаем, что полковник везде развесил оскорбительно-угрожающие записочки. Кроме того, он учинил такую уборку, что найти что-либо невозможно. Мы обдумываем ответные действия. Наконец решаем вырезать из старых газет снимки миссис Симпсон и развесить их в комнате полковника.

Накопилось много неотпечатанных фотографий. День весьма жаркий, и когда я выбираюсь из темной комнаты, то чувствую, что вся заплесневела. Когда я проявляю снимки, слуги должны снабжать меня относительно чистой водой. После того как основная грязь осядет на дно, воду фильтруют через вату, и, к тому времени, когда я берусь за негативы, в ней попадаются разве что песчинки и пылинки, нападавшие из воздуха. Качество вполне приличное!

К Максу подходит один из рабочих и просит отпустить его на пять дней.

— Куда?

— В тюрьму!

Сегодняшний день войдет в анналы как день спасения утопающих. Ночью прошел ливень, и наутро земля превратилась в кисель. Около двенадцати на горизонте появляется всадник. Он дик и неистов, словно тот гонец, что доставил добрую весть из Гента в Ахен. Весть, правда, недобрая. Оказывается, Кочка и полковник отправились сюда и по пути забуксовали. Всадника мы тотчас же отправляем обратно с двумя лопатами, а сами срочно высылаем спасательную экспедицию на «Пуалю». Пятеро мужчин под началом Серкиса, прихватив лопаты и доски, с веселой песней отправляются в путь.