Екатерина Брешко-Брешковская - Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920

Кроме того, во всех главных центрах России преобладало мнение, что «интеллигенция» должна наладить тесные и непосредственные связи с народом. Процессы над каракозовцами [12]и особенно нечаевцами [13]со всей очевидностью показали, что идет переход от чисто теоретической работы к прямому распространению этих теорий в массах. Именно по этой причине молодежное революционное движение в начале 1870-х гг. сводилось в основном к личной пропагандистской работе в деревнях и мастерских. И в столицах, и в самых глухих уголках молодежь, словно охваченная единым порывом, мечтала о том, чтобы установить тесные связи с трудящимся населением. Единственное отличие в подходе к этому вопросу состояло в том, что молодым людям не терпелось смешаться с народом с целью воспринять все крестьянские обычаи, почувствовать себя своими среди трудящихся и тем самым завоевать их доверие, в то время как более старые и опытные относились к революционной работе среди нового элемента более спокойно и старались собрать вокруг себя молодежь, которая могла бы здесь принести пользу.

Осенью того же (1873) года, в достаточной мере познакомившись с группой киевской молодежи, которая планировала принять участие в общем движении, я решила посетить Петербург, чтобы получить полное представление о тамошней ситуации. Другие члены нашей коммуны предпочли остаться в Киеве, чтобы вербовать в свои ряды новых товарищей.

Итак, я покинула Киев и окунулась в бурную и напряженную петербургскую жизнь. К тому времени там уже шла систематическая организационная работа. Кружок Чайковского, служивший зародышем, превратился в крупную и мощную организацию со множеством центров. В этих центрах молодежь получала возможность приобрести теоретические и практические знания, а также проявить свои способности к пропаганде на фабриках и в мастерских. В Петербурге эта работа велась более целенаправленно и решительно, чем где-либо, и поэтому сюда за советом и руководством обращались молодые люди со всех концов России. Это было очень опасно, и требовалась строгая конспирация. Мне, никогда не жившей в столице, было бы трудно разобраться в этой многогранной и усердной деятельности, если бы я не приучила себя к наблюдению и к размышлениям над социальными проблемами.

Молодежи были интересны люди, долго жившие в провинции и принимавшие участие в работе земств [14]и организации учебных заведений, поэтому ко мне стали приходить гости и приводить с собой других. Кроме того, я нашла в Петербурге своих старых друзей – Ковалика и Каблица. Наконец, там я подружилась с Софьей Александровной Лешерн фон Герцфельд, которая впоследствии сыграла важную роль в наших сибирских процессах. Частым гостем у меня стал Лизогуб, [15]которого я знала дома, еще ребенком. Сейчас он был студентом и пытался узнать, как самым полезным образом распорядиться своим большим состоянием. Он производил впечатление человека, искренне и серьезно преданного народному делу. Он нуждался в советах и инструкциях, но я старалась не говорить ему ничего определенного. Я считала, что с молодыми людьми надо вести себя осторожно, чтобы они испытали свои силы в разных областях, прежде чем делать окончательный выбор. Кроме того, я обычно старалась обойти стороной вопрос о финансах тех, кто собирался вступить в нашу организацию. Что касается Лизогуба, я не думала, что этот человек, проведя все детство среди богатства, в аристократическом окружении, действительно мог решиться всецело посвятить себя борьбе за права и благоденствие народа. Однако те, кто знал его впоследствии, и товарищи по процессу высоко ставили его благородство и мужество борца, погибшего раньше времени. Он не дожил до осуществления хотя бы десятой части своих планов.

В разных частях города были основаны мастерские, где юные революционеры учились кузнечному, плотницкому или сапожному ремеслу. Некоторые из них попадали в обычные мастерские. Все они очень гордились своими успехами. Молодые женщины, особенно курсистки, искали работу на фабриках. Они радостно рассказывали нам о своих достижениях, о новых знакомствах, о любопытных сторонах жизни в новой среде. Тогда была зима. Они же летом готовились идти «в народ», хотя некоторым приходилось оставаться в городах, чтобы обеспечивать связь между разбросанными по всей стране товарищами и сообщать в несколько центральных организаций о том, что происходит в России.

Подготовка шла быстрыми темпами. Среди нас были те, кто вполне понимал, какую большую цену придется заплатить за то, чтобы вывести народ из тьмы, но в наших рядах царили спокойствие и собранность. Мои ровесники – их в массе молодежи было очень немного – знали от своих родителей, каким наказаниям Николай Павлович подверг героев-декабристов. Мы рассказывали нашим юным товарищам, как помещики-«вольтерьянцы» неожиданно исчезали и больше не возвращались, как вольнодумцев бросали в Неву, привязав им на шею камень. За закрытыми дверями мы читали либеральные стихи графини Ростопчиной, Шевченко, Пушкина и других поэтов. Мы описывали наказания, практиковавшиеся Третьим отделением. [16]