Екатерина Брешко-Брешковская - Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920

В шестидесятые годы, после унизительного поражения в Крымской войне, которое возмутило всю мыслящую часть населения, и после освобождения крестьян, породившего новую надежду на переустройство народной жизни, молодежь преисполнилась отваги. Ковалик, Войнаральский, Мышкин и их сторонники решили, что пришло время вести работу открыто. Они поняли, что метод тайных заговоров, который требовал отложить всякую работу до тех пор, пока большинство крестьян не воспримет революционного учения, ведет в никуда, поскольку молодые агитаторы обычно оказываются в тюрьме прежде, чем успеют наладить контакты хотя бы с несколькими крестьянами. Поэтому молодежь вышла на свет и возвысила свой голос – и ее слова упали на плодородную почву. С того момента голос истины уже никогда не умолкал в России. Были периоды, когда движение загоняли в подполье, но история последних пятидесяти лет доказывает, что энергия наших революционеров беспредельна и что все свирепые попытки сокрушить ее ни к чему не приводят.

Я не собираюсь излагать историю революционного движения в России. Хотя все этапы его развития в течение полувека моего участия в нем до сих пор сохраняются в моей памяти, тем не менее не считаю, что могу во всех подробностях описать те сложные и постоянно меняющиеся условия, в которых я жила и работала. Одиннадцать лет жизни в подполье во время основания Партии социалистов-революционеров требовали почти непрерывных переездов, и зачастую я не могу точно вспомнить последовательность событий. Поэтому ограничусь анализом психологии людей, с которыми я поддерживала связь в течение всего этого периода.

При этом я описываю самых лучших представителей нашего революционного движения не потому, что пытаюсь изобразить всех своих товарищей героями, а только для того, чтобы мои юные читатели могли представить себе ту колоссальную энергию и высокие моральные качества, необходимые для подобной работы. Не все из нас были вождями. Рядовые работники тоже играли важную роль, хотя не отличались столь незаурядными способностями, и от них требовались только искренность и верность. Что касается нежелательных типов, то они в большей или меньшей степени неизбежно встречаются в любых крупных организациях. Чем возвышеннее этические стандарты и учения, которые образуют фундамент партии, тем жестче она подходит к отбору своих членов и изгнанию тех, кто не соответствует ее стандартам, благодаря чему нежелательные элементы становятся несущественным фактором.

В деле социального реформирования, как и во всякой другой работе, непременным условием высочайшего успеха является неизменная, страстная любовь к работе и непоколебимая преданность своему делу. Рвение русских революционеров невозможно понять, если не признавать той любви и преданности, которая лежала в основе их труда.

Возьмем, например, Егора Сазонова. На втором году обучения в Московском университете он называл себя «эстетом» и чрезвычайно интересовался всем добрым и прекрасным в произведениях искусства. Его внимание переключилось с искусства на человечество в тот момент, когда жандармы загнали несколько тысяч студентов и курсисток в огромное здание московского Манежа и оставили их там на милость отряда конных казаков, которые стегали беззащитную молодежь нагайками, а девушек подвергали оскорблениям и насилиям. Воспоминания о тех днях в Манеже оставили неизгладимый след в сердце молодого человека.

С того времени он посвятил себя исключительно борьбе за счастье человечества. Сазонов вернулся к себе домой в Уфу не эстетом, а бойцом. Он немедленно вступил в партию и взвалил на свои юные, неопытные плечи тяжелый крест. Вовсе не слабое здоровье – итог ранений, полученных им при взрыве бомбы, которую он бросил в Плеве, [69]– в конце концов заставило его покончить с собой и не желание избежать адской жизни в сибирских тюрьмах, где раздавались нескончаемые стоны истязуемых и где оскорбления и порки были частью повседневного распорядка. Сазонов покончил с собой, потому что считал своим долгом привлечь внимание всего мира к варварскому режиму, способному довести политических заключенных до самоубийства. Его товарищи умирали один за другим, а общественность оставалась в неведении. Однако Егора Сазонова знали по всей России и Европе, и причину его смерти скрыть было невозможно. Он расстался с жизнью ради обширной огласки, которую получил бы этот акт. В письме, написанном перед смертью, он заявляет: «Думаю, что мое самоубийство, совершенное специально для того, чтобы привлечь внимание публики к ужасам сибирских тюрем, возбудит протест в лучших слоях общества, и мои товарищи по тюрьме будут знать, что правительство, при котором пытки и смерть стали обычными атрибутами тюремной жизни, подвергается осуждению».