Александр Крон - Моя анкета

Александр Александрович Крон

Моя анкета

Статья

- Как вы пишете? - спрашивает меня редакция журнала "Вопросы литературы".

Мне приходилось не раз - и руководя творческими семинарами и в специальных статьях - отвечать на более общий вопрос: как вообще пишутся пьесы? Казалось бы, говорить только о себе легче.

На самом деле - труднее.

Гораздо проще выступать в роли популяризатора и педагога, с некоторой долей самостоятельности оперировать общепризнанными положениями. И не в пример труднее говорить о собственном опыте и ссылаться на свои пьесы. Всякий опыт интересен лишь постольку, поскольку он может чему-то научить, а я далек от мысли генерализировать свой опыт и строить на нем какие-либо обязывающие выводы. Единственное, что меня утешает: редакция послала свою анкету многим литераторам. Мой ответ может послужить материалом для изучения и дальнейших обобщений. Поэтому отвечаю на вопросы в том порядке, в каком они заданы.

1. Как возникает замысел произведения? Здесь надо разделить два момента - возникновение замысла и начало работы над произведением. Замысел предшествует началу, но нередко видоизменяется в процессе работы.

В 1950 году я приехал в один из приволжских промышленных центров и был принят секретарем обкома партии. У нас произошел примерно такой разговор:

- Хотите на машиностроительный завод? Пожалуйста... Только вот на какой? (Пауза.) Скажите по совести - у вас уже есть какой-нибудь замысел?

- Есть.

- Сюжет?

- Нет, не сюжет. Задумка.

- Рассказать можете? Я не из любопытства - просто мне легче будет сообразить, что вам надо.

- Я не умею рассказывать замыслы. Сразу становлюсь косноязычным.

- Ничего. Я пойму.

Я рассказал. Очень путано, экая и мекая. Секретарь слушал внимательно. Затем позвонил на "Шарикоподшипник". На прощание он мне сказал:

- Замысел, насколько я понимаю, интересный. На "Шарике" вы получите подтверждение многим вашим догадкам. Позвольте мне дать вам только один совет: если жизнь захочет внести поправки в ваш замысел - не сопротивляйтесь.

Секретарь был умный человек.

Начинать работу можно по-разному. Одна требует составления плана, другая - предварительных эскизов. Третью надо начинать так, как будто сразу пишешь набело, а затем много раз переписывать. Покойный Н.П.Хмелев рассказывал, что у него работа над каждой ролью начиналась и протекала различно. Была даже такая роль, работу над которой он начал прямо с грима. Однако это нисколько не значило, что его интересовал в первую очередь внешний рисунок или конечный результат. Хмелев был верным последователем системы Станиславского.

Мне рассказ Хмелева был очень понятен - зачастую приходится переставлять этапы. Есть замыслы, не требующие специальной подготовки и собирания материала, можно сразу приступить к работе. Бывает так, что первой написанной строчке предшествуют целые изыскания. А бывает и так - изучение материала идет параллельно с писанием, и приходится прерывать кабинетную работу для выездов.

В 1930 - 1931 годах я жил и работал в Баку. Впечатления этих лет натолкнули на замысел "Глубокой разведки". Работа над пьесой была начата в 1937 году в Москве и закончена в 1940 году. За это время я дважды прерывал работу и ездил на нефтяные разведки Азербайджана. О значении этих поездок в двух словах не расскажешь - тут и изучение производственной технологии (без знания профессии своих персонажей невозможно построить ясный и жизненно правдивый сюжет), и потребность вновь ощутить "атмосферу" разведки, прислушаться к тому, как говорят люди, освежить впечатления почти десятилетней давности и подметить происшедшие изменения. Последнее особенно важно: помогает отделить существенное от случайного и скоропреходящего, проверить еще раз свои оценки.

Для того чтобы ответить на вопрос о том, как рождается замысел, надо прежде всего условиться, что мы понимаем под замыслом.

У Чехова в рассказе "Талант" художник Костылев делится с товарищами своим замыслом: "Придумал я, братцы, тему... Хочется мне изобразить какого-нибудь эдакого Нерона... Ирода, или Клепентьяна, или какого-нибудь, понимаете ли, подлеца в эдаком роде... и противопоставить ему идею христианства. С одной стороны Рим, с другой, понимаете ли, христианство... Мне хочется изобразить дух... понимаете? дух!"

При всей комической неуклюжести и даже пародийности откровений Костылева в них с безошибочной чеховской точностью запечатлена жизненная истина: художник всегда с трудом, иногда даже косноязычно излагает свой замысел. Ибо замысел включает в себя в зародыше и "что", и "как", и "зачем".