Ариадна Делианич - Вольфсберг-373

Однако, постепенно работа стала налаживаться, а одновременно с ней и контакт с «С. П.», который дал нам возможность морально поддерживать людей передачей записок и небольших подарков, в виде табака и папирос, а также и… инструментов, благодаря которым, семь кандидатов на выдачу «избрали свободу» и бежали из Вольфсберга под покровом ночи.

Но я не буду забегать так далеко и постараюсь и дальше, хотя бы относительно, придерживаться хронологии.

Наш кипер, маленький, некрасивый, кривоногий и носатый Джок Торбетт, за счет физического уродства, был одарен Господом Богом самыми лучшими душевными качествами. Доброта его была неизмерима; он старался, по мере своих сил, облегчить положение заключенных. Мне хотелось бы вкратце рассказать об одном случае, когда он, рискуя своей головой, своей карьерой, оказал нам, нашей комнате, громадную услугу.

Гретл Мак была дочерью мясника из Клагенфурта. В ее посылках нам всегда приходило максимально разрешенное количество сала, смальца и других мясных копченых продуктов. Однако, всего этого было мало. К концу лета 1946 года, очевидно, иссякли в наших организмах последние остатки жиров. Голод стал постоянной болезнью. Мы вставали голодными и голодными ложились спать. Все наши разговоры вертелись около еды. Изредка за работу нам удавалось получить пару картошек, которые срочно варились и жадно поедались. Запах вареного картофеля привлекал соседок; мы не могли съесть куска, не поделившись с ними. На всю жизнь запомнилась глаза молоденькой Фрицци К., нашедшей как-то у нас на столе тонкую шелуху с картошки, которую мы уже поглотили. Увидев эти похожие на грязную папиросную бумагу серенькие кожурки, она, расширив в восторге большие голубые глаза, сказала: — Какая роскошь! Можно мне их съесть?

По вечерам, когда в 10 часов раздавалась труба сигнальщика в английском лагере, и мы должны были тушить электричество и ложиться спать, обычно в темноте начинались «съедобные» разговоры. Говорилось о том, кто и что любит есть, как это приготовляется, во всех подробностях, а кончалось ревом младших, которые с своих коек взывали: — Мами, твой ребенок голоден! Мами, я хочу домой! Я есть хочу!

Чем нам могла помочь одна посылка в неделю, когда мы ее делили не только в своей комнате, но и подкармливали всех «пифке», то есть немок, которые, как я, как Манечка И., как Марица Ш., Марта фон-Б., все иностранки, ничего и ни от кого не получали!

Джок Торбетт знал, что мы голодаем. Он хотел нам помочь, но сам не знал, как, а мы знали, что Джок раз в две недели ездит в отпуск в Клагенфурт. Мы знали, что, если бы он только хотел…

Разговор завели с ним во время инспекции, когда он обходил комнаты после уборки. На койках лежали Пуцци и Бэби Лефлер и плакали. Почему? От голода, конечно! — Джок, вы же бываете в Клагенфурте. У Гретл там семья. Отец — мясник. Если бы вы зашли к нему, он дал бы вам немного мяса. Ведь мы мяса не видели целую вечность!

Джок Торбетт сначала категорически отказался и быстро ушел. На следующий день мы продолжали обработку. — Никак нельзя! — сказал маленький шотландец. Если его поймают, он пойдет в «калабуш», его разжалуют, у него будет много-много неприятностей. Он сам из бедной семьи крестьян и знает, что такое голод, но потерять все то, чего он добился в армии — нет! Но, но, но! Он не может…

Однако, на третий день Джок сам пришел к нам с предложением, что, если мы поклянемся никому не рассказывать, Гретл может написать записочку ее отцу. Записку в три слова Фатер, битте, фляйш! Он, Джок, не обещает, что он выполнит поручение, но, если все будет идти гладко… возможно…

В субботу, когда Джока сменил «Мефисто», мы знали, что записка поехала к папе Маку, но есть ли у него мясо? Ведь Австрия все еще жила по рационам и карточкам. Сможет ли он внести мясо в лагерь? Как он нам его передаст? Ведь и над киперами был контроль, строгий контроль.

Пришел понедельник. Утром нас строил и считал Торбетт. Он избегал встретиться с нами глазами. Инспекцию делал «Мефисто». Вечером опять Джок считал нас, но с ним вместе был и сержант-майор «моська».

Так прошло три долгих дня. Наконец, на четвертый по(лил), как из ведра, дождь. Нас строили в коридорах, каждый барак отдельно. Киперы разделились, и у нас, как на зло, был тот же «Мефисто». Лениво и нехотя мы убрали комнату и ждали осмотра.

Под проливным дождем, в защитной, разрисованной «подушку» резиновой накидке, к нам в барак зашел Джок и прямиком пошел в нашу комнату, не заходя в две предыдущие, глаза его были круглыми и деланно злыми.