Григорий Зинченко: Побег из Бухенвальда

Заведующая тоже заплакала и разрешила подержать Леночку на руках, свидание было только пятнадцать минут. Пусть Бог тебя благословит. Целую, твоя любящая жена Зоя».

Я отдал ему письмо, а перед глазами стояли мои дети, их у меня тоже осталось шесть.

— Не печалься, Женя, как-то все устроится. Ведь нас тоже решением исполкома лишили родительских прав, но мои пока еще дома. Варя рассказывала на свидании, как она прятала детей при виде любой машины. Соседи у нас хорошие, дают приют моим детям. Витю и Таню в школу не пускала до тех пор, пока директор школы не пообещала, что без жены детей в детдом не отправят.

Как будто все успокоилось, но с сентября детей опять начали оформлять в детский дом, в это время уже и третий сын Толик пошел в школу. Вспоминается один случай, который Таня мне рассказывала на свидании, была она тогда в третьем классе. Приехали в школу корреспонденты из газеты. Директор школы вызвала ее к себе в кабинет для беседы. Двое мужчин и женщина, директор школы, решили убедить эту десятилетнюю девчонку, в том, что нет Бога.

— Ты веришь в Бога, а ты Его когда-нибудь видела?

— Я и Ленина никогда не видела, но все равно верю, что он был.

После такого сравнения они на несколько минут потеряли дар речи. Часа два они пытались убедить ее отказаться от Бога и согласиться жить в детдоме, где о Боге никто и вспоминать не будет. В конце концов директор школы не выдержала, что они не могут справиться с какой-то девчонкой. Она схватила Таню за косы, а волосы у нее были густые и длинные, ниже пояса, намотала себе на руку и выволокла ее из кабинета. Потом толкнула ее ногой и приказала идти в класс. Но она пошла в класс к младшему Толику, позвала его и они вдвоем убежали из школы.

Но еще больше на свидании меня расстроила Наташа.

Она устроилась спать возле батареи и ни в какую не хотела уходить оттуда, заявив, что здесь теплей, чем у нас дома. А когда нас строем стали уводить из комнаты свиданий, она просила заключенных спрятать ее между ними, чтоб ей можно было жить там, где и папа. Когда же ее не пустили, она подняла такой крик, что уже и надзиратели не выдержали, приказали мне успокоить ребенка. Я пообещал ей, что когда я освобожусь, то даже домой не буду заезжать, сразу заберу ее из детского садика. Она успокоилась, молча пошла к маме. Я сильно не придал значение этому обещанию, просто хотел ее успокоить. Не знаю, как она запомнила день моего освобождения, но в тот день воспитатели детского сада, где она вместе с Петей находилась в круглосуточной группе, не могли уложить их спать. Она всем заявила, что папа все равно за ней придет, хоть и ночью. Мог ли я думать, что она даже ночью ждала и не теряла надежды?

Но наша Советская власть не могла даже по-человечески из тюрьмы освободить людей, даже этот день им надо отравить. Ждали меня с утра. Дети уселись возле автобусной остановки на камне и целый день просидели там. Мама не могла их уговорить даже покушать. Борщ, который приготовили для встречи папы, прокис. А выпустили меня только в восемь вечера, после окончания рабочего дня, когда все начальство уходило домой. Домой я приехал ночью и каково же было мое удивление, когда на остановке я увидел своих детей.

Как легко решались судьбы людей, но нелегко переносить это. Был издан закон — искоренять все святое, искоренять Церкви, но слова Иисуса Христа верны. Он сказал: «и врата ада не одолеют Ее (Церковь)», — Церковь будет существовать! Какие бы законы ни были на земле, но Церковь Христова есть и будет.

«Вы дайте им есть!»

(От Марка 6,37}