Вальтер Кривицкий: Я был агентом Сталина

Всесильный нарком принял Кривицкого. К этому времени Ежов уже имел звание генерального комиссара госбезопасности. Он сообщил, что заслуги Вальтера высоко оценены высшим руководством и он представлен к награждению орденом Ленина… Каждый день, проведенный в столице, ставил все новые и новые вопросы, ответить на которые он не мог и не получал разъяснений от высокопоставленных сотрудников НКВД. Шла волна арестов представителей большевистской гвардии, видных партийных и советских работников. От его внимания не ускользали мельчайшие факты. В частности, присутствуя на первомайском параде, он обратил внимание на появление маршала Тухачевского. Ему бросилась в глаза одна деталь: обычно подтянутый и следящий за своей внешностью, маршал во время парада все время держал руки в карманах. Однако реально предполагать, какой будет участь Тухачевского, он еще не мог, да и кто вообще мог представить, что Сталин пойдет на обезглавливание Красной Армии.

Между тем процессы тотальной чистки коснулись и зарубежного аппарата. Чекист Евдокимов составил записку о том, что все военнопленные, оставшиеся в России после первой мировой войны и заключения Брестского договора, являются шпионами. [12] Бюллетень оппозиции, 1938, № 58–59, с. 12–13, Записки И. Рейсса. Как правило, все они были коммунисты, многие находились на службе в Коминтерне и советской разведке. По указанию Слуцкого резидентов и сотрудников спецслужб под различными предлогами отзывали в СССР и здесь репрессировали. Создатель советской разведывательной сети в Германии Киппенберг был обвинен в связях с немецкой военной разведкой, резидент в Париже Николай Смирнов (Глинский) был вызван в Москву якобы для доклада. Спустя некоторое время его жена получила от него бодрое письмо с просьбой приехать, так как он получил новое назначение в одну из нелегальных резидентур в Китае. Она отправилась — и исчезла. Всего было проведено около 30 таких операций в отношении крупных советских разведчиков. [13] Судьбы советских перебежчиков. Нью-Йорк — Иерусалим — Париж. 1983, с. 168–169.

В середине мая начались аресты высшего командного состава РККА. Затем последовала директива о передаче IV управления Генерального штаба РККА из военного ведомства в ведомство НКВД с непосредственным подчинением Ежову. Всю разведывательную и контрразведывательную деятельность отныне контролировали сотрудники секретариата Ежова. Среди арестованных оказался хорошо знакомый Вальтеру еще с гражданской войны секретарь ЦИК СССР И. С. Уншлихт. Он долгое время ведал в Реввоенсовете республики всей разведывательной и контрразведывательной работой, а еще ранее был заместителем Ф.Э. Дзержинского. Уншлихт был обвинен в принадлежности к контрреволюционной «Польской военной организации» и шпионаже в пользу Польши.

В гостинице «Савой» в соседнем с Вальтером номере жил Макс Максимов-Унщлихт, племянник И. С. Уншлихта, возглавлявший последние три года советскую контрразведку в Германии. Кривицкий подолгу беседовал с ним, делился своими сомнениями и опасениями: почему они арестовали Якира? Почему схватили Эйдемана? Однако Макс, не ведая колебаний, защищал чистку. «Это грозное время для Советского Союза, — говорил он. — Кто против Сталина, тот против революции». Однажды вечером по возвращении с работы он был арестован. Когда Кривицкий по просьбе жены Макса пытался выяснить его судьбу, чем-нибудь помочь ему, ответственный работник НКВД заявил: «ОГПУ арестовало Макса, следовательно, он враг. Я не могу ничего сделать для его жены». [14] KRIVITSKY V. Ор. cit., р. 231.

По совету коллег Вальтер сразу же подготовил две объяснительные записки— своему непосредственному руководству и секретарю партийной организации — о взаимоотношениях с Максимовым-Уншлихтом. К этому времени шпиономания захлестнула все учреждения и ведомства. Но Вальтеру пока удавалось избежать участи многих. Волна арестов коснулась уже аппарата Разведупра и Иностранного отдела ГУГБ. Друзья сомневались в том, что Вальтеру удастся вернуться в Голландию. Среди арестованных оказалась высококвалифицированная секретарь-переводчица отдела, где работал Кривицкий. Обращение по этому поводу к Слуцкому не помогло. Как горький анекдот запомнился Кривицкому диалог с советским военным атташе в Румынии: «Он остановился, когда увидел меня на улице, и воскликнул: «Мне лишь кажется или это в самом деле Вальтер?.. Как, тебя еще не арестовали? Ничего, скоро возьмут». И разразился хохотом». [15] Ibid., р. 232.