Кто в математике силен
И в интегралы кто влюблен,
Кто воду пьет, а не рейнвейн,
Для тех пример — наш Аль Эйнштейн!
И хоть, закончив свой обед,
Гуляет редко наш Альберт,
Мы просим господа-творца —
Пусть острижет он молодца!
«Здесь только и говорят о нем», — подтвердили Инфельду в кирпичном, старой постройки, здании, которое принадлежало к университетскому городку. Здание называлось «Файн-холлом», и, кроме математического факультета, в нем размещался временно институт высших исследований. На мраморной плите камина в одной из зал первого этажа бросалась в глаза сделанная резцом надпись. Подойдя ближе, посетитель мог прочитать тот самый афоризм об «утонченном, но не злом боге», о котором он столько слышал раньше…
Инфельд постучал в дверь с табличкой «209». Громкое «herein» [60] [60] «Войдите» (нем.).
раздалось в ответ на стук, и, переступив через порог, посетитель увидел Эйнштейна. Шестнадцать лет назад вот так же он входил к нему в Берлине. Шестнадцать лет! «Его длинные волосы поседели, совсем желтое лицо иссекли тяжелые морщины, на нем лежала печать усталости». Все та же рубашка без воротничка, помятые брюки, сандалии на босу ногу. «Я ожидал хотя бы короткой частной беседы, вопросов о том, когда я приехал, как доехал, что нового в Европе и т. д.».
Все было иначе. «Вы говорите по-немецки?» — был первый вопрос. «Да», — отвечал Инфельд. «Тогда я вам расскажу, над чем я сейчас работаю…»
Стук в дверь прервал лекцию. Вошел Туллио Леви-Чивитта, знаменитый математик, чьи труды послужили двадцать лет назад основой математического аппарата общей теории относительности. Леви-Чивитта отказался принести фашистскую присягу в университете Рима. Теперь он был здесь, и он не говорил по-немецки. Перешли на английский язык, «состоявший у Эйнштейна примерно из 300 слов, произносимых особым образом». Ресурсы английского у Леви-Чивитта были еще меньше. Инфельд внимательно наблюдал и запоминал то, о чем говорили хозяин комнаты и маленький, худощавый, жестикулировавший итальянец. «Они стояли у доски и обсуждали формулы, пользуясь языком, по их мнению, английским!» Потом отправились домой к Эйнштейну на улицу Мерсер, номер 112. Тихая, обсаженная деревьями улица и двухэтажный маленький дом с прекрасным садом, куда выходило окно рабочего кабинета… И только тогда Инфельд услышал первое и единственное за весь день замечание, не относившееся к проблеме гравитационных волн и к вопросу связи уравнений движения тел с уравнениями метрики поля:
— Прекрасный вид из этого окна!
Они работали вдвоем целыми днями в комнате Эйнштейна на втором этаже дома на Мерсер-стрит, 112. Первый этаж, с тех пор как заболела Эльза Эйнштейн, служил домашним лазаретом. «Тогда уже не было надежды, что удастся сохранить ей жизнь, хотя для этого делалось все возможное». Он работал. Смерть пришла к Эльзе, и он не прекратил работы. Инфельд навестил его после похорон и увидел его померкшее лицо и щеки, обвисшие и пожелтевшие больше, чем обычно. Инфельд сжал ему руку и не смог вымолвить слов сочувствия. Они приступили к обсуждению вычислений, сделанных за ночь. «Не было такой силы, которая могла бы оторвать его от работы, пока в нем теплилась хоть искра жизни».
В один из дней октября 1938 года на заболоченном пустыре Флешинг-Медоу, что на северо-восточной окраине Нью-Йорка, можно было видеть группу землекопов, занятых бурением довольно глубокой и широкой скважины. Проходка потребовала известного времени: скалистое ложе Нью-Йорка имеет твердость гранита. Когда все было закончено, в шахту, на глубину 15 метров, был опущен полый стальной снаряд особенной формы, рассчитанной на сопротивление сильному сжатию, а также действию огня и воды. Местом этой операции была строительная площадка международной выставки, открытие которой намечалось на весну. Содержание «бомбы времени» — так был назван пустотелый стальной снаряд — заключалось в нескольких документах, написанных особо стойкой краской на бумаге, пропитанной соответственным составом. Надпись на «бомбе» и на обелиске, установленном на поверхности земли, предлагала извлечь содержимое ровно через 5 тысяч лет: в 6939 году. Среди замурованных бумаг было «Письмо к потомкам», написанное собственноручно Альбертом Эйнштейном.
— ФДР [61] [61] Дружеское прозвище Рузвельта (по инициалам его имени).
сам позвонил из Вашингтона и попросил написать что-нибудь размером в сто слов, — смущенно улыбаясь, объяснил он домочадцам. — ФДР сказал, что хотелось бы как можно яснее и короче передать тем, кто будет жить через пять тысяч лет, мысли и чувства нашего времени. И я написал…
Читать дальше