Иосиф Игин - О людях, которых я рисовал

Разбуженный однажды ночным звонком, я спросил его:

— А ты знаешь, который час?

— Дружба, — ответил Светлов, — понятие круглосуточное.

Иной раз при встрече он извлекал листок бумаги и читал строфу, а иногда только строчку.

— Как? — спрашивал он. И добавлял: — По-моему, может получиться стихотворение…

К этому привыкли и всегда ждали или новых стихов, или реплику — то лукавую, то ироническую, и всегда окрашенную любовью к людям.

Особенно Светлов любил молодежь. Комсомолец двадцатых годов, он оставался им и в сороковых и в шестидесятых.

— Это скверно, — как-то пошутил Светлов, — что придумали метрики и разделили людей на молодых и старых.

И уже серьезно добавил:

— Все люди — одного возраста. Только одни обременены опытом, а другим его не хватает. Делясь опытом, ты делаешь молодых взрослее и сам становишься моложе.

Светлов щедро дарил свой опыт, но учил, а не поучал, и молодежь открывала ему свои сердца.

Сколько поэтов, теперь широко известных, гордятся своей близостью к Светлову.

— Я — ученик Светлова, — писал Смеляков.

— Я пришел к нему метростроевцем, — рассказывает Сергей Смирнов.

— Прежде чем опубликовать новые стихи, я думаю, что сказал бы о них Михаил Аркадьевич, — говорит Марк Соболь.

Творчество Светлова всегда будет освещать сердца читателей романтикой эпохи, певцом которой был поэт. Изучение его — благодарная и увлекательная задача для ученых-литературоведов.

Но лишь те, кто встречались с ним лично, знают, какой это был удивительный человек.

Кто-то сказал: «Если бы даже он не был выдающимся поэтом, а просто присутствовал среди людей, они от этого становились бы лучше».

Светлов не был ханжой и святошей. Он любил и рюмку вина за дружеским столом и острую шутку. Веселая мудрость Светлова переходила из уст в уста и бытовала как фольклор.

Мне выпало счастье общения и дружбы со Светловым на протяжении двух десятилетий.

И я хочу поделиться с читателем очарованием этих встреч.

В 1958–1959 годах мы со Светловым работали над книгой шаржей и эпиграмм «Музей друзей».

Юрист издательства, составляя договор, написал в графе «Авторы»: «И. Игин и М. Светлов с солидарной ответственностью». Это означало, что Светлов не может сдать текст без рисунков, а у меня не примут рисунки без текста.

К договорному сроку рисунки были готовы, а Светлов и не начинал работать.

— Не волнуйся, старик, — с убежденностью говорил он. — Я к тебе приеду и быстро все сделаю.

Я терпеливо ждал, а он все не ехал.

Однажды, встретив его в ЦДЛ, я опросил:

— Когда же ты наконец приедешь?!

— Во вторник, — ответил Светлов.

— Пиши обязательство, —сказал я и протянул ему записную книжку.

— На всякий случай сохраню один день в резерве, — улыбнулся Светлов и написал:

Он не приехал…

Спустя два месяца я снова встретил его. Произошел, что называется, крупный разговор.

Светлов, рассердясь, написал в той же записной книжке:

Мы несколько месяцев не встречались.

Наконец я решил ехать к Светлову мириться. Но он опередил меня. Ранним июньским утром Миша приехал ко мне.

— Старик, — бодро сказал он, — ты лучше поругайся с Ермиловым, — и протянул мне только что вышедшую книгу «Яблочко — песня». На титульном листе было:

Мир был восстановлен.

Светлов несколько недель работал над эпиграммами.

Книгу заканчивает рисунок, сделанный по картине Пукирева «Неравный брак». Он изображает двух авторов. К рисунку Светлов написал:

К своему пятидесятилетию Светлов написал стихотворение «Сулико». Там есть такие строчки:

Редактор одной газеты поспешил опубликовать это стихотворение, но… с исправленной строчкой. Вместо «по могилам» было напечатано «по дорогам».

Огорченный Светлов сказал:

— Поэт стремится напоить читателя из чистого родника поэзии, но он не может это сделать прежде, чем там не выкупается редактор.