Эльза Триоле - Маяковский, русский поэт

Маяковский умер именно в этом рабочем кабинете в Лубянском проезде. Комнату сохранили в том виде, в котором она была в день его смерти.

Я не была непосредственным очевидцем взлёта Маяковского в звёздную славу. К тому времени, когда я вернулась в Москву 1925 года, он был уже известен. Его узнавали прохожие на улице и таксисты. Люди шептали: "Смотри, это Маяковский… Вон Маяковский!"

Он написал об этом в "Рождённых столицах" (1927):

Грузчик в Одессе, свалив на пароход чьи-то чемоданы, здоровается со мной без всякого обмена фамилиями и, вместо: "Как поживаете?" — валит: "Скажи Госиздату, чтобы Ленина твоего дешевле издал".

Красноармеец из уличного патруля (3 года назад в Тифлисе) сам удостоверяет мою поэтическую личность.

Автографы, почёт, комсомольцы с ним и за него… Он сотрудничал со значительным количеством журналов и газет. И всё же его по-прежнему не жаловала литературная "власть". Маяковский не уступал и боролся за свою позицию и поэзию до самого конца:

Эстетики меня ругают: "Вы писали такие замечательные вещи, как "Облако в штанах", и вдруг — такая вещь". Я всегда писал, что есть поэзия инженерного порядка, технически вооруженная, но есть поэзия массового порядка, являющаяся с другим вооружением, с вооружением рабочего класса. В области халтурщины я не работал, но я никогда не отказывался ни от какого стихотворения, ни на какую тему современности, начиная от стихотворения о кулаке и кончая стихотворением о кошке и о кошачьих шнурках Госторга и т. д.

С 1919 по 1922 год, в то же время, когда он работал над такими прекрасными поэмами как "150000000" и "Люблю", он также писал так называемые окна сатиры для РОСТА, советского почтового учреждения. В статье, опубликованной в журнале "Новый Леф" в 1927 году Маяковский писал:

Окна Роста — фантастическая вещь. Это обслуживание горстью художников, вручную, стопятидесятимиллионного народища.

Это телеграфные вести, моментально переделанные в плакат, это декреты, сейчас же распубликованные частушкой.

Эстрадный характер поэзии, "заборный" характер — это не только отсутствие бумаги, это бешеный темп революции, за которым не могла угнаться печатная техника.

Эта новая форма, введенная непосредственно жизнью. Это огромные (постепенно перешедшие на размножение трафаретом) листы, развешиваемые по вокзалам, фронтовым агитпунктам, огромным витринам пустых магазинов.

Это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку, идущие не с молитвой, а с распевом частушек.

О качестве работы судите сами. Количество ее было непомерно. У меня комната на Лубянском проезде; я работал в ней часов до двух ночи и ложился спать, подложив под голову не подушку, а простое полено, — это для того, чтобы не проспать и успеть вовремя обвести тушью ресницы разным Юденичам и Деникиным. Вся эта работа, кроме одиноких листов в Музее революции, конечно, погибла. Эти подписи делались в подавляющем количестве мною.

В 1923 году он написал "Про это", поэму о любви и одну из самых лучших своих работ в плане совершенства формы и предельного мастерства. Одновременно он делал рекламные плакаты для государственных производственных предприятий по заказу профсоюзов и чиновников.

В 1925 году он опубликовал великую поэму "Владими Ильич Ленин" в честь первой годовщины смерти Ленина. Эта поэма, посвящённая коммунистической партии России, служит прекрасным примером синтеза общественной и человечной лиричности, являющегося собственным изобретением Маяковского.

-------------

В каждой фазе его жизни у Маяковского были враги в литературных кругах. Существовали целые школы и движения, враждебные футуристам и "Лефу". Были такие, кто считал, что писать следует как Пушкин или Толстой, и были те, кто принимал лишь творчество пролетарских писателей. Некоторые упрекали Маяковского за пропагандистскую поэзию и социо-политические стихи, и утверждали, что каждое слово в них неискренне. Другие критиковали его за лирические стихи — особенно любовные — потому что, по их мнению, от них пролетариату нет никакой пользы. Были те, кто жаловался на то, что он слишком предан партии… И те, кто говорил, что он недостаточно предан. Некоторые говорили, что он исчерпался, опорожнился, потерял и намёк на прежний талант… (как блестяще он опроверг эти обвинения своей последней поэмой "Во весь голос" и некоторыми другими, опубликованными посмертно, в которых он достиг почти сверхестественного совершенства). Были всякие: реакционеры, сектанты и просто завистники.