Мирослав Немиров - А. С. Тер-Оганян - Жизнь, Судьба и контемпорари-арт

Один из наиболее успешных московских художников актуального искусства в 1990-е годы; кое-кто (например, такая точка зрения весьма распространена в городе Санкт-Петербурге) считает его и вообще лучшим московским современным художником.

Немалая заслуга в этом, если признавать всю правду, как она есть, принадлежит Тер-Оганяну А.С.

Если бы не он, вполне мог бы сейчас К. проживать в Ростове-на-Дону, быть членом местного отделения СХ и писать талантливые, но банальные виды донской жизни, развивая традиции Левитана и Коровина.

Краткая биография.

Родился в 1962 г. в г. Сальске Ростовской области

Начало 1980-х: поступает в ростовское-на-дону Художественное училище им. М.Б. Грекова, где в то время уже учится Тер-Оганян, и имеет в нем репутацию полного идиота: подвиг радиста нарисовал! Большую картину маслом на холсте, где изобразил героическую гибель радиста в степи от взрыва во время боевых действий Великой Отечественной войны.

Учащиеся училища были шокированы такой темнотой. «Футуристов», вроде меня, рассказывал Оганян, конечно, было раз-два и обчелся, но все-таки все учащиеся были парни городские, продвинутые, рисовали кто сюрреализм, кто что-нибудь мистическое, войны, если и было рисовали, так звездные, но чтобы войну Великую Отечественную — таких не было.

Нет, ну, конечно, были хитрожопые хитрожопы, которые и «подвиг разведчик» рисовали, и Ленина на броневике, и съезд комсомола, но с теми все было ясно, да и те для себя если что и красили, так опять же сюрреализм. А этот — сам, по доброй воле — и такое!

А это он — от невинности. Паренек из города Сальска стал художником — ну, так нужно писать картины серьезные, большие, на серьезные темы — про войну и т. д. А что же еще рисовать серьезному художнику? Ходил, можно добавить, Кошляков в это время обутый в футбольные бутсы с шипами. Не чтобы прослыть оригиналом, что еще бы как раз было в его пользу, а — опять же от невинности: а что? хорошие ботинки, крепкие, и недорогие!

Так что тогда Оганян с Кошляковым не подружились.

Подружились они уже примерно году в 1986-м, когда К. работал декоратором в театре оперетты, хотел как-нибудь поступить в Союз Художников СССР, а для души писал жанровые картинки из донской жизни: казаки, казачки и все прочее. Тут-то Тер-Оганян и обнаружил в К. несомненный живописный талант и взялся его патронировать. Давал советы, наставлял, подсовывал книжки с изображениями произведений Матисса и Пикассо, а то и Малевича и Поллока. Результат: Кашель, под влиянием О., все более и более переходит к «современному искусству» — к импрессионизму, в 1987-м уже к чему-то типа фовизма а-ля какой-нибудь Дерен (для Ростова-на-Дону тех времен — дикий авангард), и уже и не собирается как-нибудь пристроится в Союз художников, а — А в 1989-м году Ог. почти силой заставляет Кошлякова переехать вслед за ним в Москву. И поселяет у себя, сначала на Речном вокзале (см.), а затем на Раушской набережной (см.), и год содержит, пока Кошляков не начинает зарабатывать сам, и уже году к 1991-му — см. начало сообщения.

Опишем, чем именно К. добивается успеха, и что он и по сей день развивает. Это вот что: на огромных картонах (3 на 5 м и еще больше), сделанных из найденных на помойках ободранных ящиков от телевизоров, холодильников и прочего, бледной, сильно разбавленной белилами гуашью он пишет виды Рима, Венеции, всевозможные классические развалины. И затем это — выставляет.

— И все? — удивится читатель, привыкший, что в контемпорари арт есть фокус и —, а тут — просто виды Италии?

Именно так. Кошляков есть чрезвычайно редкий в нынешнем актуальном искусстве автор таких произведений, которые не сводятся к их словесному описанию (см. Комментарий), а которые нужно именно прийти на выставку — и посмотреть. И посмотреть — живьем, в натуре, а не репродукцию. Ибо репродукция — все-таки не передает силу и, стыдно при людях такое и вслух сказать красоту, с которой все это изображено.

Впрочем, концептуальный момент во всем этом тоже есть, и весьма сильный. Персонажность. Кто таков человек, который это делает? Это советский дикий человек, пребывая в убогости и нищете, на каком нашел материале (картонные разодранные ящики), какими нашел красками — гуашь, экономии ради сильно разбавленная белилами — изображает видение — мечту! — мечту об иной, прекрасной жизни! — мечту художника, Италию! — но получается совсем не так, как хочется: разбавленная краска течет, (вся картина в потеках), картон — рваный, гофр там и сям торчит наружу, как ты его не записывай, да и Италия эта, если подумать — собственно, посмотреть — тоже одни руины.