Людмила Гурченко - Люся, стоп!

Может, главное — это «до»? Может, главное — это прелюдия? Эротика — прелюдия?

Да, это самое сильное, непобедимое чувство. Оно сильнее. А там — будь все проклято! Знаю, что ничего хорошего там, где-то, когда-то не будет. Но что думать о том далеком? Жизнь одна. Она летит, летит, и неизвестно, что будет завтра. А вокруг: «Да живи ты сегодняшним днем!» И… и вплываешь в следующий неизбежный этап. Он менее романтичен. А через время в памяти остается только прелюдия. Ее ощущаешь во всех нюансах. А все бури, переполохи, казала-мазала, пришел — не пришел, твое-мое… Ах…

Герой фильма «СекСказка» проходит через увлечения разными женщинами, которых предоставляет ему женщина-черт. Как вы понимаете, именно мне и надлежало сыграть эту чертяку.

Игра. Чет-нечет. До двенадцати ночи герой, по уговору с ней, должен остановиться на одной из женщин. И эта женщина должна быть «нечет». Конечно, ему трудно остановиться. Все хороши. Все возбуждают. Хочется всех и всего. Героиня-черт иногда перевоплощается в одну из женщин и близко рассматривает героя. А его несет от одной к другой. К двенадцати ночи он понимает, что нашел, остановился. Вот она, единственная. Это героиня-черт оборачивается нежной очаровательной дамой. В ней есть все! Все от всех тех, других. И что-то такое еще, Нечто, чего и не объяснишь. Но поздно. Пробило двенадцать.

— Я выиграл! — восклицает герой.

— Нет, вы проиграли. Я четная.

Проиграл свою судьбу. Плоть любопытствует. А вдруг с кем-то другим будет лучше, интересней, по-другому? А пройдя круг, выпотрошенный, останавливается и понимает, что хорошее пропустил. Поезд ушел. Я не люблю цитат, но одна цитата давно меня заставила задуматься. «Быть честной, недоступной для света и куртизанкой для мужа — значит быть идеальной женщиной» (Бальзак).

Спать есть с кем, а просыпаться и пить по утрам кофе не с кем. Мужчины? Ведь я их наблюдала в долгих экспедициях. Нет, было буквально несколько уникальных людей. Они были заняты своим делом, которое поглощало их целиком. Или слишком умны, чтобы себя разбазаривать, если дома женщина стоящая. А так…

«Идеальные мужья», оставшиеся без драгоценной половины, сначала тихо поглядывают, потом поглаживают, ну а потом «как карта ляжет». Если он не «идеальный», то ведет себя открыто, громко и на полную железку.

Есть оригинальные однолюбы. Любит, пока избранница не станет прочитанной и выпотрошенной. Он ее разлюбил открыто и «честно». Появилась другая избранница. И он опять однолюб.

Есть охотники. А есть охотники вечные, неустанные, неутомимые. Охота открыта «круглый сезон». Преследуют добычу, но при этом примечают на будущее все, что «шевелится». Чтобы потом добиться. Разбивают окна, ломают двери. Ого, какая любовь! А наутро глаза пустые, мертвые и буравят пространство, — ну, появись же хоть тень, хоть фигура! И не важно — старая-молодая, худая-пышная. Те, кто таких ближе знают, — смеются. Даже мужчины. Все очень интересно.

…Эта картина снималась в Вильнюсе. Там у меня было много времени, чтобы понять, что тот предвестник внутреннего переполоха был не случаен. Вот оно и сбывается. Кино на глазах теряет свое предназначение и уровень. А дома… Да уже, по сути, его и нет. Только никто не говорит: «Конец». Я понимала, что это должна сделать я. К этому все шло. Меня подводили к этому. То давай двойное гражданство, — ты здесь, а я в Израиле. То — открою свою студию записи музыки, нужна твоя фамилия. Действуй, открывай! Я уже не соответствовала тому амплуа, которого требовало новое время. «Актриса, талант? Да кому это нужно». Недавно прочла в газете и не удивилась. По опросам, то есть по рейтингу, талант вышел на третье место. Сегодня интереснее что-то бьющее по нервам и мозгам. Талант не в моде. За талант много не платят. Тем более в кино. Кино и деньги — уже смешно, кто знает гонорары артиста. Нашего артиста.

А какие открываются перспективы! И дачи, и иномарки, и магазинчики, и часики, и дубленочки. А кожаных курточек сколько! Костя все это очень любил. А мир повидать, себя показать! Тут снимайся-снимайся, концертируй и пляши, — не потянешь. Вообще, я никогда не ожидала от Кости такого оживления. Он получил свое время. Он преобразился. «Я себя исчерпал». Для меня. То есть для жизни духовной. «Не хлебом единым» кончилось. А другого — не умею я.

Странные были у нас переговоры по телефону. Ехать ко мне в Вильнюс или не ехать? А семнадцать с половиной лет: «Я без тебя минуты жить не могу!» И моя мама говорит, что странное поведение. Звонит, уезжает, приезжает, раздражительный.