Андрей Шляхов - Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы

Но это же надо только ценить! В прессе не раз писали о том, как удивительно равнодушны у нас к талантам, называя ряд актрис — чаще всего Раневскую и Бабанову, дарование которых преступно не использовалось в театре и кино».

Действительно — преступно, другого слова и не подобрать.

К восьмидесятипятилетию актрисы Центральное телевидение собралось подготовить передачу к ее юбилею и попросило Фаину Георгиевну помочь в определении отрывков из ее фильмов, которые непременно должны были войти в передачу.

Раневская составила список. Вот такой:

«Обязательно:

1. «Шторм» полностью.

2. «Первый посетитель».

3. «Дума про казака Голоту».

4. «Таперша» Пархоменко.

5. «Слон и веревочка».

6. «Подкидыш»: «труба» и «газировка».

7. «Мечта»: тюрьма и с Адой Войцик.

8. «Матросов» или «Небесный тихоход».

9. Фрау Вурст — «У них есть Родина».

10. «Весна».

11. Гадалка — «Карты не врут».

12. «Свадьба»: «приданое пустяшное».

13. «Человек в футляре»: «рояль».

14. «Драма».

15. «Золушка»:

— сцена, где она бранит мужа за то, что он ничего не выпросил у короля;

— сцена примерки перьев;

— отъезд «познай самое себя».

Немного позже своего юбилея Фаина Георгиевна, которой сообщили, что фильмы с ее участием якобы не были найдены в Госфильмофонде, с горечью написала поверху списка:

«Сцены по просьбе телевидения. Показ сцен не состоялся. Забывчивое оно, это телевидение.

Все было в фонотеке, была пленка, пропавшая на ТВ. Ко дню моего 85-тилетия нечего показать!

Мерзко!»

Актриса была искренне огорчена. Ее можно понять — она заслужила телевизионную передачу к своему юбилею, и даже не одну. И здесь ни в коем случае нельзя ссылаться на то, что, дескать, передача, посвященная творчеству Фаины Раневской, была бы неинтересна советскому зрителю. Раневская была одной из популярнейших актрис своего времени, что доказывало хотя бы вечное отсутствие билетов на спектакли с ее участием.

Кстати, все эти фильмы, которые перечислила Фаина Георгиевна, сохранились. Они были показаны уже после смерти актрисы. Непонятно, кому и зачем понадобилась столь циничная ложь?

Лев Федорович Лосев, директор Театра имени Моссовета, вспоминал:

«Открывая в 1981 году новый сезон, мы как обычно торжественное собрание труппы хотели начать с чествования Раневской: 27 августа ей исполнялось 85 лет. Ссылаясь на нездоровье, она заявила, что на сбор труппы не придет. Ее уговаривали, я звонил неоднократно — все напрасно. Но утром, за час до сбора труппы, позвонила сама и, оставаясь верной себе, своей манере, сказала:

«Меня в жизни так мало уговаривали, что я не могу отказать такому кавалеру, как вы. Я приеду».

Молодые артисты преподнесли ей цветы.

Сотрудники подшефного завода торжественно вручили сувениры. Все стоя аплодировали ей. Она была растеряна, растрогана. Потом положила цветы и подарки и, опустив руки по швам, подтянувшись, вдруг громко произнесла:

«Служу трудовому народу!»

19 мая 1982 года. Эту дату запомнили все актеры Театра имени Моссовета, занятые в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше».

В этот день спектакль собирались заснять для телевидения, но Юрский не дал согласия, опасаясь, что при съемках «из зала» пострадает качество отснятого материала. Фаина Георгиевна была с ним солидарна, но по другой причине — она вообще не переносила камер в зале. Для нее театр был несовместим со съемками. Другое дело — кино или, скажем, запись спектакля на телевидении, как это было сделано с постановкой «Дальше — тишина».

Начался спектакль ужасно: с первой же своей реплики, с первой же сцены Фаина Георгиевна стала забывать текст. Совсем. Напрочь. Да при этом еще и не слышала того, что ей подсказывали из-за кулис, и отмахивалась от подсказок партнеров по сцене.

Зрелище было тяжелое: актриса металась по сцене и все никак не могла начать игру.

Конечно же, какие-то фразы выпадали из памяти и раньше — возраст, сколько ни обращай на него внимания, дает о себе знать. Если что-то забывалось, на помощь Раневской приходили партнеры. Вставляли в свою речь измененную реплику Фелицаты, подсказывая тем самым Фаине Георгиевне, что он должна сейчас сказать. Случалось так, что за первой подсказкой следовала вторая и даже третья.

На ходе спектакля это никак не отражалось: Раневская столь красочно и смачно повторяла текст, что зритель даже не задумывался о том, что он это уже слышал. Позже, за кулисами, подпуская очередную шпильку в адрес режиссеров, задумавших такую бессмыслицу (если не сказать — глупость), как упразднение суфлеров, она говорила: «Вот как славно под суфлера-то играть. Зубрить текст — дело, конечно, святое, но все же не главное. Главное — живой жизнью жить, а не по закоулкам памяти шарить. Подать текст зрителю! Суфлер должен подать текст актеру, а актер — зрителю. Вот театр! Только это уметь надо».