Михаил Гаспаров: Записи и выписки

БрадобрейЗнаменитый стих Мандельштама «Власть отвратительна, как руки брадобрея» идет от зачина «Прекрасный херувим с руками брадобрея…» из не вполне приличного сонета Рембо в пер. Б. Лившица. А «Твой зрачок в небесной корке» и «Полюбил я лес прекрасный» расходятся от С. Парнок (которой он терпеть не мог): «Смотрит радостно и зорко твой расширенный зрачок, и в руке твоей просфорка — молодой боровичок» итд

БюхерНеизданная эпиграмма Б. И. Ярхо:

БазаровЮ. Даниэль говорил: «Чем же плохо, что из человека будет лопух расти? Большой сочный лопух, которым прикроет голову от солнца красивая женщина». А Чуковскому в детстве мать сказала, когда он потерял ее рубль: «Что ж, подумай, как обрадуется тот, кто его найдет» (Дн., 348).

«Бербероване любила Пушкина». — Несмотря на Ходасевича? — «Именно из-за Ходасевича» (с О. Роненом). «Она очень заботилась идти в ногу с временем: даже Ходасевича не объявляла великим поэтом, пока к ней сами не потянулись интересующиеся. Но неприязнь к Пушкину была прочна».

БуйволВ репинских «Пенатах» на двери, похожей на окно, была надпись «Здесь дверь» (восп. Ал. Вознесенского).

Верблюд«Ulbandus Review», славистический журнал Колумбийского университета: заглавие — готское слово, которым Ульфила обозначал элефанта, а в славянском оно дало верблюда. К символике взаимопонимания России и Запада.

Верлибр«Гитара спасла русскую поэзию от верлибра», — сказал В. М. Смирин.

ВераВ «Соврем. идиллии» Редедя рассказывает о Египте: арабы верят в аллаха, а феллахи — во что прикажут. Точно таково было государство и у Платона и у св. Владимира.

ВкусЗ. Гиппиус писала Адамовичу: «Сирина я, извините, не читала: отчасти по недостатку времени, отчасти из страха: а вдруг мне понравится? Понимайте это, как знаете». Сам же Набо[14]ков (будто бы) считал первоклассными писателями Ильфа с Петровым, Зощенко и Олешу, а второсортными — Элиота и Паунда (Strong Opinions). А в письмах хвалил Багрицкого и Сельвинского.

ВластьПервым стихотворением Брюсова, которое я прочитал, было: «Власть, времени сильней, затаена В рядах страниц, на полках библиотек…» Когда в «Мастерах перевода» выходил сборник Брюсова и нужно было название из автора, я предложил: «Власть, времени сильней». С. Щуплецов сказал: «Нет, про власть не надо». Под стеклом на столе у него лежали фотография Солженицына и надпись: «Моя дочь, уезжая, сказала: не могу жить в стране, где жестоко относятся к животным и к людям». Сборник озаглавили «Торжественный привет» — хотя это было из перевода французского стихотворения Тютчева, которое кончалось: «Торжественный привет идущих умирать».

ВолостьModern parochial states, выражался Тойнби; волостная великодержавность — вот чего хочется некоторым деятелям. (Журнал «Слово», 1989, 12, с налетом на Сахарова, вышел через несколько дней после его смерти. «Они не знали, что управились и без них», сказала А).

Вигель«Дневник Кузмина — вроде Вигеля», говорила Ахматова Л. Чуковской.

Внешторгбыл при Петре, ГПУ при Малюте, колхозы при Аракчееве, комсомольцы и выдвиженцы образовывали служилое сословие, а запрет на выезд был и при Грозном, и при Николае I (В. Вейдле).

ВийонА вдруг Вийонова прекрасная кабатчица, плачущая о молодости, вовсе никогда и не была прекрасной, и это плач о том, чего не было? Так Мандельштам, по Жолковскому, пьет за военные астры, зная, что вина у него нет.

Вождь(Б. Горовицу). Гершензон не «вождь», он не вел, а слушал: не авторитарный Платон, а самоотрекающийся Сократ, не хозяин в центре салона, а собеседник с каждым гостем один на один: точка пересечения общественных отношений. Не философ, а филолог-просветитель: философ предлагает нам Паскаля или Киркегора, растворенного в Шестове, филолог — Гершензона, растворенного в Огареве или Чаадаеве, и если Огарев или Чаадаев оказываются от этого окрашены по-гершензоновски, то потому, что так насыщен раствор. Поэтому Г. не выстраивал себя в учение, годное для проповеди, и не боялся противоречий: «Если личность, душа в человеке есть — [15] она почувствуется и без самоутверждения». Только в революцию он стал выдавать лирико-философские книжки, но тогда уже и вести было некого.

ВождьД Мирский о Брюсове: он знал все о стихотворной технике, но хранил про себя, как тайну, и стал учителем, когда перестал быть вождем. (СЗ 22, 1924; и далее: конечно, Сологуб более значительный поэт, но оттого, что Сологуб занес бы нам несколько звуков райских, никто не стал бы писать лучше, — а от Брюсова стали). Его первые стихи — «пропедевтика к символизму».