Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Вниз во Фраскати; дворцы эпохи Возрождения и барокко там позволяют догадываться о наслаждении жизнью в античном имении. По великолепной аллее скальных дубов мы поднялись к вилле Альдобрандини. Деревья подстрижены так, что лиственные массы образуют туннель, а наверху срезаны таким образом, словно к дворцу наверх вел роскошный зеленый ковер.

Вилла Торлония была разрушена бомбами во время Второй мировой войны. Сейчас на ее месте возводится большая гостиница. Похоже, кончились деньги, потому что строительные леса явно уже давно стоят пустыми. Здесь, а не наверху на холмах, должно быть, располагалась резиденция Лукулла — он выбирал лучшее на свой вкус. Сохранился дом, в котором жил Аннибале Каро ди Читтанова и in questa sua сага villa [753]переводил «Энеиду»; я вычитал это на памятной доске, которую 21 сентября 1896 года ему посвятил Леопольд Торлония. Великолепен водный театр виллы; каскады извилистой линией обрамляют аллеи.

Утром письма, в том числе Эрнсту Клетту о студенческих беспорядках. Затем в церквях вокруг Форума, сначала в храме Козьмы и Дамиана. Мозаики VI столетия, частые реставрации. В алтаре колонны из nero antico [754], который я здесь впервые увидел осознанно. Де Броссе с пристрастием упоминает его в «Конфиденциальных письмах». Кажется, что месторождение исчерпано или о нем больше не знают. Алтарь слишком велик для апсиды, единство которой он взрывает. Простая трапезная была бы уместнее.

Церкви реставрируют и систематизируют каждые пару столетий; они приобретают новое оформление. Но что поделаешь — в их изначальной форме гештальт тоже был невидим.

Потом в Санта-Мария-Нуова, называемой в просторечии Франческа Романа, по имени ее святой. Она покоится внизу в стеклянном гробу, красиво облаченная. Мне особенно понравились черные шелковые туфельки. Из наряда выглядывает череп; с правой стороны у него недостает одного зуба. Святой жертвуют много цветов, потому что у нее хватает и современных обязанностей. Она помогает при автомобильных авариях, следовательно, работы у нее с каждым днем прибывает.

Возвратившись в верхнюю церковь, видишь два вмурованных в стену базальта и в них круглые углубления. Это — отпечатки, оставленные коленями апостола Петра, когда Симон Маг [755]был унесен в воздух.

Обратно по via dei Fori Imperiali. Там у стены развитие империи:

1. VIII век до Р.Х.: точка в центре Лациума.

2. 148 г. до Р.Х., после Пунических войн: вся Италия, Иллирия, Греция, Балеарские острова, Корсика, Сардиния, Сицилия, от Африки: Карфаген.

3. При смерти Августа, 14 г. после Р.Х.: добавляется Испания, Галлия, большие части Африки и Азии.

4. Во время Траяна, 98-117 гг. после Р.Х.: дальнейшее расширение на всех границах, и целиком Британия.

Как такое могло получиться из очевидно скромных начал? Это остается чудом истории, которое столь же мало постигает историк, как зоолог — чудо животного. Раскадровка съемки взрыва изображает лишь механическую последовательность события. Требование социологов, что историю - де нужно переписать, справедливо, но ограничено. Кому ведома сперматическая сила древнего Лациума с его вулканами и кратерными озерами? Рост в истории, так же, как в биосе, основывается на внутреннем делении, потому-то за революциями часто следует внешнее расширение. Тот, кто хочет докопаться до субстанции, не должен исключать миф. Вико и Бахофен [756]остаются актуальными. Леон Блуа различными путями пытался достичь похожего — безуспешно, поскольку христианство, как все основанные на тексте религии, обладает легендообразующей, а не мифообразующей силой. Уже Моисей был демифологизирован. Сегодня сюда добавляются другие искажения: актуализация, социализация, морализация истории, отвращение к великим людям, то есть характеры кастрируются психологами.

Конечно, это только последствия того фундаментального факта, что истории больше не существует. Именно поэтому, пожалуй, возникают титаны, но не в завещанном смысле «великие». Мы освобождены от рамок истории и подчинены иным, чем выросшие исторически, формам и правам. Формы сохраняются, но уже не регламент. Такие исторические формы, как «война» или «мир», превращается в классическую реминисценцию. С ней соединяется новая тоска по дому после истории, скорбь, подобная скорби Ахиллеса у трупа Патрокла.

Еще недолго на Форуме. Трава там уже желтеет. Зато цвели розы и акант, а также жасмин у арки Тита; над облаком его благоухания кружили голубые со стальным отливом шмели.