Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

К завтраку у четы Херварт в посольстве Германии на окраине города. С террасы прекрасный широкий вид на Альбанские горы с высокой Monte Cavo; среднюю линию образует Аппиева дорога, у которой все еще находится гробница Цецилии Метеллы. С правой стороны в зеленый край вторгаются промышленные сооружения. Скоро они поглотят равнину.

В стену дома вмурован портрет Goethe filius [690]— красивый мраморный рельеф. Он, должно быть, образовывал наружное украшение гробницы у пирамиды Цестия и потом был заменен на копию.

Как я услышал от посла, на днях здесь произошли беспорядки в связи с покушением, совершенным на берлинского студента Дучке [691]. Били витрины немецких офисов и фирм; сотрудники их, разумеется, не имели к случившемуся никакого отношения, даже, вероятно, осуждали его. Нападение на невинных — одно из неизбежных последствий таких преступлений.

Поскольку я как раз занимался историей императора Генриха VII, мне бросились в глаза обстоятельства его смерти, которая настигла его во время военного похода в Неаполь. Распространился слух, что он был «отравлен облаткой», после чего его германская свита атаковала доминиканский монастырь и перебила монахов. Покушение нарушает нормальный ход истории; преступником чаще всего оказывается запутавшийся отщепенец либо сумасшедший, однако он может устроить короткое замыкание, из-за которого во многих местах и надолго погаснет свет. Дюжий уголовник на подобные вещи не пустится.

После застолья нас забрал доктор Каун, и в ясную солнечную погоду мы по Via Tiburtina отправились в Тиволи. Почему это название так радует мой слух? Во-первых, из-за звукоподражающих гласных; оно манит, словно зов иволги в верхушках деревьев. Вплетаются и детские воспоминания. «Тиволи» было популярным названием для городских ресторанчиков с садом, которые ночью освещались разноцветными лампами, где играли оркестры, встречались художники, и горожане могли прекрасно проводить время. В Ганновере недалеко от Айленриде тоже имелся такой сад; мы отправлялись туда во второй половине дня с родителями и бабушкой-дедушкой. Он в ту пору, должно быть, давно уже процветал, ибо я слышал, что в 1870 году дед там забрался на стул и вслух зачитал депешу, сообщающую о победе под Седаном.

Вилла Адриана. Руины дают представление о гигантском сооружении. При этом оно служило всего лишь летней резиденцией. Здесь можно было уже вспомнить о пирамидах или, лучше сказать: о сказке — о волшебных замках, возведение и содержание которых предполагает наличие десяти тысяч прислуживающих джиннов. Шагаешь от храма к храму, от дворца к дворцу, от купальни к купальне, от сада к саду, так что ни конца, ни края не видно. А еще больше лежит под слоями мусора.

Между остатками каменных стен, зачастую высотой лишь по щиколотку, в оливковых рощах серебристо-серого цвета, который так любил Коро: тут разрушенная цистерна, там купол с сохранившимися изображениями, потом фрагмент террасы с мозаиками, заросшие до самой глубины цветами подвалы. Перед округлым храмом безголовая и безрукая Афродита — имя вандала нацарапано на срамном бугре.

Полюбовавшись уже после захода солнца пейзажем, простирающимся до самого моря, и подкрепившись в небольшой таверне рыбой и frascati [692], мы отправились к villa d'Este. Будки и прилавки торговцев образовывали перед ней странный рынок, на котором предлагали на продажу в основном курьезные вещи да bric-a-brac [693]. Я приобрел винный кувшин в форме петуха, гребень которого образует верхний край, а наливаются из него через клюв. Птица, должно быть, очень здесь популярна или имеет особое отношение к genius loci [694]; можно было увидеть до сотни кувшинов всяких размеров.

Пристрастие дедов к Тиволи касалось villa d'Este, а не виллы Адриана. Наверно, в знаменитых фонтанах, подпитывают которые Апеннины, им больше импонировала нотка маньеризма, чем единство композиции, очаровывавшей столь многих художников.

Воды били как в лучшие времена Эсте, а может, и красивее, поскольку электрическая подсветка сегодня превращала их в световые игры. Если в нашу эпоху мы вообще возьмемся говорить о красоте, то нам следует обращаться к ней в тех областях, в которых объединяются свет и движение; задний план всегда образует ночь.

Здесь взлетали и опускались струи легиона фонтанов. Время придало бассейнам, раковинам, чашам, гротам и каскадам, благодаря зарастанию мхом и инкрустации, еще и саламандровую или амфибийную привлекательность. Она усиливалась массой листвы, которая подчеркивает субмариновый блеск постоянно брызжущей и струящейся воды.